изменять течение времени по желанию, то эта власть была бы равносильна могуществу, которое приписывается верую-
щими только Богу.
Мы ограничимся здесь рассмотрением влияния времени на генезис мнений толпы. В этом отношении действие его
очень велико, и ему подчиняются такие великие силы, как расы, которые не могли бы образоваться без него. Время спо-
собствует возникновению, развитию и уничтожению верований; время дает им силу и могущество, и время же лишает
их и того, и другого. Время подготавливает мнения и верования толпы или, по крайней мере, почву, на которой они
могут развиваться. Вот почему некоторые идеи могут быть осуществимы только в известные эпохи, так как они разви-
ваются и возникают вовсе не внезапно и не случайно, и корни каждой из них можно найти в очень отдаленном прошлом.
Если наступает расцвет этих идей, значит время подготовило его. И генезис этих идей становится понятен лишь если мы
обратимся к прошлому. Идеи — это дочери прошлого и матери будущего и всегда — рабыни времени!
Таким образом, нашим истинным властелином является время, и нам надо только предоставить ему действовать, чтобы видеть перемену во всем. В настоящий момент нас тревожат грозные притязания толпы и те разрушения и пере-
вороты, которые они, по-видимому, готовят нам. Но время позаботится о том, что бы восстановить равновесие. «Ника-
кой режим не возник в один день, — говорит Лавосс. — Политические и социальные организации создаются веками.
Феодализм существовал в бесформенном и хаотическом виде в течение многих веков, пока не подчинился известным
правилам. Абсолютная монархия существовала также многие века, пока не найден был правильный правительственный
режим, — и во все эти переходные периоды всегда были большие смуты».
Еще довольно распространена та идея, что учреждения могут служить к исправлению недостатков общества, что про-
гресс народов является последствием усовершенствования учреждений и правительств, и социальные перемены можно
производить с помощью декретов. Французская революция имела своей исходной точкой именно эту идею, и современ-
ные социальные теории в ней находят точку опоры.
Продолжительный опыт все-таки не в состоянии был серьезно поколебать эту опасную химеру, и напрасно историки
и философы пробовали доказать ее неосновательность. Им, однако, нетрудно было бы доказать, что все учреждения
представляют собой продукт идей, чувств и нравов, и что эти идеи, чувства и нравы нельзя так легко переделать посред-
ством одного только изменения кодексов. Народ не сам выбирает для себя учреждения, точно так же, как и не сам выби-
рает для себя цвет глаз и волос. Учреждения и правительства — это продукт расы, и не они создают эпоху, а эпоха их
создает. Народы управляются не так, как того требует их характер. Нужны целые века для образования какого-нибудь
политического режима, и точно так же нужны века для его изменения. Учреждения, сами по себе, не могут быть ни хо-61
роши, ни дурны, и те, которые хороши для какого-нибудь народа в данную минуту, могут быть совершенно непригодны
для него в другое время. Поэтому-то не во власти народа изменять эти учреждения на самом деле; он может только по-
средством насильственных революций менять название учреждений, но сущность их не изменится. Названия, впрочем, не имеют значения — это не более как ярлыки, и историк, проникающий в самую суть вещей, не станет обращать на них
особенного внимания. Так, например, самая демократическая страна на свете, Англия, управляется монархическим ре-
жимом, между тем в испано-американских республиках, несмотря на существующие там республиканские учреждения, господствует самый тяжелый деспотизм. Судьбы народов определяются их характером, а никак не правительствами. В
предшествующей своей работе я старался доказать это яркими примерами.
Это признается даже в Соединенных Штатах самыми передовыми из республиканцев. Американский журнал «Forum» высказал по
этому поводу следующее категорическое мнение, которое я заимствую из «Review of Reviews» за декабрь 1894 года: «Даже самые ярые
враги аристократии не должны забывать, что Англия — самая демократическая страна на свете, где наиболее уважаются права лично-
сти и где личность пользуется наибольшей свободой».
Таким образом, тщательное сочинение конституции представляется совсем ненужным и бесполезным упражнени-
ем в риторике, так как время и нужда сами позаботятся о том, чтобы выработать подходящую форму конституции, если мы предоставим действовать этим двум факторам. Именно так поступали англосаксы, как это мы узнаём от ве-
ликого английского историка Маколея, слова которого, сказанные по этому поводу, следовало бы выучить наизусть
всем политикам латинских стран, доказав, как много добра сделали законы, казавшиеся с точки зрения чистого разу-
ма собранием нелепостей и противоречий. Маколей сравнивает разные конституции, погибшие во время волнений