Психология женского насилия. Преступление против тела

Классификация такого рода убийств как «уничтожение нежеланного ребенка», может быть продолжена далее до убийств, совершенных теми матерями, которые насильственно убивают своих детей, и теми, чьи дети умирают в результате пренебрежения. Данные подкатегории могут рассматриваться как выделенные на основании разграничения по принципу «действие/пренебрежение». Важно понимать, что и пренебрежение содержит в себе агрессию. Было бы полезно разграничить преступления по уровням осведомленности о последствиях действий; женщина, которая намеренно морит голодом своего ребенка и лишает его необходимых условий проживания, фактически может быть более агрессивной и последовательно жестокой в своем поведении, нежели женщина, бездумно срывающая злость на своем ребенке в момент потери контроля над собой.

В обзоре Блюгласс матери, принадлежащие к категории «пренебрежение», были моложе, чем те, кто относился к группе «действие», что с исторической точки зрения объясняло большее количество случаев детских смертей из-за пренебрежения либо голода и отрицания беременности (Bluglass, 1990).

Отрицание беременности, происходящее несмотря на увеличение веса тела женщины и аменорею, является широко распространенным явлением. «У таких матерей обычно нет психиатрического диагноза либо присутствуют признаки аномальной личности с невротическими особенностями, их ранние годы жизни проходили в условиях семейных разногласий и жестокого обращения. Пренебрежение ребенком может отражать собственную патологию матери, например смерть ребенка от недоедания, в то время как мать страдает от нервной анорексии» (ibid., р. 525). В данных случаях очевидна смертельно опасная чрезмерная идентификация матери с младенцем.

Новая классификация: интеграция социальных и психологических факторов

В представленных выше классификациях не упоминаются матери, которые сами подвергались физическому насилию со стороны партнеров и не могли защитить детей надлежащим образом; впоследствии им могут быть предъявлены обвинения в убийстве их ребенка либо в соучастии в этом преступлении. В описанных ранее классификационных схемах, как правило, акцент сделан на психопатологию личности, находящейся в определенном социальном контексте или же на той стадии, на которой женщина могла действовать из страха перед жестоким партнером либо в условиях сильного влияния со стороны мужчины. Мало внимания уделяется огромному культурному давлению, которое может оказываться на действия женщины, а также ее чувствам изолированности и отчаяния, возникающим в связи с уходом за младенцем. Хотя Бурже и Брэдфорд подчеркивают роль психосоциальных стрессоров в совершении преступлений, связанных с филицидом, они не включают их в свою систему классификации (Bourget, Bradford, 1990).

Понятие убийства из альтруистических соображений отражает некоторую наивность связанного с ним предположения о том, что убийство может происходить без агрессивного или нарциссического компонента. Оно отражает несколько сентиментальное понимание происходящего, без отсылки к тем трудностям, с которыми мать вынуждена справляться, когда она сталкивается с весьма возможными чувствами страха, неудачи и ненависти по отношению к ребенку-инвалиду. Термин «альтруистический» используется для описания мотивации предотвратить мучения и страдания, однако его использование позволяет избежать вопроса о влиянии на мать факта инвалидности у ребенка, а также конкретных угроз идентичности, которую ребенок-инвалид представляет для своей движимой нарциссическими тенденциями матери.

Действительно, Резник описывает такие «альтруистические» убийства как случаи проявления бредовых состояний, а иногда рассматривает их как часть расширенного суицида. Похоже, что такое «альтруистическое» убийство всегда отражает значительный аспект суицидальной мотивации, если рассматривать его с точки зрения «фантазии об уничтожении» (Campbell, Hale, 1991) и в отношении нарциссической идентификации матери с ее ребенком с нарушениями. Понятие об уничтожении неприемлемых частей своей личности путем убийства (или суицида) согласуется с представлением о детях, как о «контейнерах с ядом» (deMause, 1990).