В Законе «О преступлениях против личности» 1828 г. было ясно сказано, что правило отдельного существования не распространяется на случаи сокрытия рождения (например, мертворожденного ребенка). Закон 1861 г. «О преступлениях против личности» позволял стороне обвинения выдвигать независимые обвинения в сокрытии рождения, что могло быть альтернативой обвинению в убийстве. Судьи не были удовлетворены данным законом, поскольку они должны были выносить смертные приговоры обвиняемым женщинам, зная, что в силу все более сочувственного отношения к матерям эти приговоры не исполнялись бы. Из-за сурового характера наказания судьи все чаще отказывались выносить обвинительные приговоры. Закон «Об инфантициде» 1923 г. снизил тяжесть преступления, переквалифицировав его из собственно убийства детей в непредумышленное убийство: «если женщина причинила смерть своему новорожденному ребенку каким-либо преднамеренным действием или бездействием, но во время этого действия или бездействия она еще не полностью оправилась от последствий родов этого ребенка, это может означать, что вследствие этой причины се душевное равновесие было нарушено» (цитируется по: Bluglass, 1990, р. 524).
Закон «Об инфантициде» 1938 г.
Закон «Об инфантициде» был принят в результате вынесения на смотрение неким врачом одной из поправок к конституции, в которой разъяснялись правовые аномалии, присутствовавшие в закон 1922 г., и при этом расширялся список обоснований психологической и физиологической природы для переквалификации преступления убийства ребенка из собственно убийства в убийство как случай инфантицида. В поправке 1 (1) Закона «Об инфантициде» говорится, что женщина, которая умышленно причинила смерть своему ребенку в возрасте до одного года, будет наказана, как если бы она была виновна не в убийстве, а в непредумышленном убийстве, если «во время действия или бездействия ее душевное равновесие было нарушено по причине того, что на тот момент она еще полностью не оправилась после рождения ребенка, либо из-за влияния, оказываемого лактацией. начавшейся с рождением ребенка». Согласно данной поправке к закону о переквалификации преступления требовалось только доказательство того, что на момент совершения убийства у преступницы наблюдалось нарушение душевного равновесия.
Существует утверждение, что суды, как правило, проявляют сочувствие по отношению к данной группе правонарушителей, и на практике степень нарушения психического состояния, приемлемая для суда, представляется намного меньшей, нежели потребовалось бы в случае, когда ответчик был бы лицом с ограниченной вменяемостью и ответственностью (Faulk, 1988). Назначаемой мерой наказания обычно становится постановление о пробации с обязательным психиатрическим наблюдением либо без него. Термин «инфантицид» применяется только в случае убийства ребенка матерью, поскольку, по-видимому, психическое состояние отца невозможно признать подверженным влиянию дисбаланса гормонального фона, вызванного беременностью и родами.
Критика Закона «Об инфантициде»
Понятие женской истерии вплетено в ткань Закона «Об инфантициде». Женщины, которые рожали, считаются вероятными кандидатами в обладатели «нарушенного сознания» и предположительно поверженными «влиянию лактации», что, как предполагается способствует данному психическому расстройству, при наличии которого убийство может быть оправдано. При этом исключение из фокуса внимания молодой женщины, оказавшейся перед лицом социального осуждения, изоляции и эмоциональных потрясений, которые ее ожидают по крайней мере в течение следующих 15 лет жизни, ее решения об убийстве своего ребенка как решения нерационального (более того — неэтичного), может сделать весьма притягательной возможность оправдать подобное поведение на основании нестабильности душевного состояния женщины. Задача доказать, что ее решение возникло в результате нарушения сознания, обусловленного бушующими гормонами, которые сделали ее саму жертвой, оказалась относительно легкой, учитывая предвзятое мнение судей и широкой общественности, бытовавшее на момент создания формулировки данного закона. В то время было трудно вообразить случай, когда неонатицид совершался бы не под влиянием сильного отчаяния. Социальные реалии ситуаций стыда, изоляции и материальных тягот не должны приравниваться к биологическому состоянию постнатальной нестабильности. Относительно легко доказать случай инфантицида: