Вопрос, который я задаю, заключается в том, как лучше всего с аналитической точки зрения понять женщин, которые переходят от мыслей об убийстве к действию. Я проиллюстрирую рассуждения клиническим случаем женщины, которая убила свою четырехлетнюю дочь. В этом случае разум затуманивается под влиянием психоза. Тем не менее смертоносная ярость, которая лежит в основе этого акта, не является ни рациональной, ни иррациональной, она более примитивна и является выражением бессознательной фантазии.
Для тех женщин, которые испытали жестокость в детстве, возможность стать матерью, по-видимому, предоставляет шанс для возмещения ущерба и бессознательно может предложить самые жуткие возможности для осуществления мести. Множественные идентификации, которые действуют в подобных случаях, разыгрываются и в таких трагических ситуациях, когда матери жестоки к своим собственным детям. Эти события, к сожалению, часто представляют собой полную противоположность заявленному желанию «никогда не повторять того, что сделали со мной».
Эстела Вэллдон (Welldon, 1992) была первым современным аналитиком, который обратил внимание на то, как женщины могут использовать предоставляемые материнством возможности для извращенных и жестоких целей, бросая вызов сентиментальному и идеализированному представлению о матери, которое формируют социальные стереотипы. Будучи опубликованы 17 лет назад, взгляды Вэллдон были радикальными, пугающими и неприемлемыми, но все чаще они подтверждались новой информацией о женщинах, которые причиняли боль, убивали и сексуально унижали своих детей. Хотя все это еще шокирует, но, похоже, растет способность оспаривать то самое непоколебимое табу, что матери могут использовать свое привилегированное положение, чтобы отомстить.
До сих пор, как это показывает недавний протест против понятия делегированного синдрома Мюнхгаузена, трудно согласиться с тем, что матери могут убить. Когда они это делают, как в случае с Розмари Уэст и Майрой Хиндли, или даже когда они просто связаны с убийством детей, как Максин Карр, они демонизируются, являются своего рода мишенями в «охоте на ведьм» и больше не могут считаться женщинами, подчиняющимися «материнскому инстинкту».
Новые демоны преступлений против детей по-прежнему действуют как биологические женщины, но они лишили себя звания матери и женщины в целом. Чтобы представить себе жестокого насильника, стоит только посмотреть на такую женщину, как Майра Хиндли, которая взяла на себя роль, которая более подходит мужчине, чем женщине.
Фантазии об убийстве во время беременности
Бессознательная ярость и желание убить могут вспыхнуть во время беременности с ее конкретным, а также символическим побуждением привязаться к другому. Вэллдон обнаружила источник женских извращений в самих репродуктивных способностях женщины, (ср. с мужчиной, который использует для извращенных целей свой половой член). Во время беременности женщина может обратить свою ненависть к матери, которая символизируется в собственном теле женщины, на себя и на будущего ребенка. Бессознательные силы могут сформировать отчаянное стремление к беременности, особенно острое у молодых женщин без внутреннего чувства материнства или хорошего внутреннего объекта, поскольку они стремятся чувствовать себя наполненными чем-то хорошим и питательным.
Эта предлагающая цельность фантазия о беременности может просто поглотить женщину, поскольку она хочет срочно получить ребенка, т. е. иметь того, кто ее полюбит, ибо она чувствует себя крайне нелюбимой, незначимой и нежеланной. Как убедительно доказывает Вэллдон, в нарциссическом удовольствии от беременности, в своем переживании фантастической силы женщина может полностью отдалиться от какой-либо подлинной материнской заботы и осознания отдельного и зависимого существа внутри. В то время как фантазия о беременности предлагает женщине мечту быть наполненной любящим объектом, способным предоставить материнскую заботу, которой она была лишена, реальность беременности может вызвать чувство преследования и окончательное разочарование.