Психология женского насилия. Преступление против тела

Передача моделей привязанности между поколениями очевидна в случае женщин, чьи дети, как и они сами, стали объектом действий органов опеки в гражданских судах. Для некоторых этот опыт пробуждает воспоминания о собственном детстве и о том, как их самих местные органы власти поместили под опеку. Помимо болезненной реактивации воспоминании о жестокости или пренебрежении со стороны родителей, эти женщины также могли в прошлом, находясь под опекой, столкнуться с сексуальным, физическим или эмоциональным насилием как со стороны своих приемных родителей, так и со стороны сотрудников детских домов. Это создает для них особые трудности и делает процесс принятия помощи опеки еще более острым и болезненным.

Будучи маленькими детьми или подростками, эти матери пытались осознать и справиться с тем, что их самих отняли у родителей и поместили в странное, небезопасное окружение либо приемной семьи, либо муниципального учреждения. Когда такие дети вырастают, они могут оказаться не в состоянии принять психологическую помощь, чтобы справиться со своим новым положением, и способны вновь привлечь внимание психологических или психиатрических служб только после того, как забеременеют сами. Как матери эти женщины могут, к сожалению, отождествляться — в силу того, что они уже известны социальным службам, — с потенциальными правонарушителями, а не с жертвами насилия, а потому они чувствуют себя стигматизированными своей собственной историей пребывания в специальном учреждении. Они могут амбивалентно относиться к своей материнской роли и иногда даже испытывать облегчение, когда их собственный потенциал повторить насилие находит подтверждение.

Иногда эти женщины сообщают о стойком переживании, что социальные службы сопровождают их на протяжении всей их жизни и что у них нет опыта в том, чтобы быть частью нормальной семьи, как в роли детей, так и в роли родителей. Если эти женщины подвергались насилию, но не получили защиты от социальных служб в детстве, они могут ощущать себя обделенными и испытывать чувство зависти, спрашивая, почему их дети получают заботу и внимание, которых они сами были лишены. Они могут решительно идентифицировать себя с ребенком, находящимся в ситуации риска, и надеяться, что тоже получат защиту и помощь от специалистов, которые ведут их дело.

Если смотреть в более позитивном ключе, то эта надежда может стать ступенькой в привлечении женщин к терапевтической работе. Усилия, прилагаемые для «воспитания» этих женщин, могут включать в себя совместное размещение в опекунской семье или соответствующем учреждении матери и ребенка; поощрение их со стороны местных властей в посещении семейных центров и детских садов, где они могут развивать базовые умения обращения с детьми и формировать навыки их воспитания и где им можно практиковаться, находясь в благоприятной среде; привлечение таких матерей в «родительские группы» или другие формы семейной терапии в детских и семейных психиатрических клиниках, в том числе в таких центрах, как Тэвистокская клиника, больница на Грейт Ормонд Стрит и больница Касселя, примечательные среди других учреждений Национальной службы здравоохранения Англии тем, что в них семьи имеют возможность поработать со специалистами по терапевтическим программам.

Выводы

В настоящей главе были рассмотрены некоторые психологические мотивы материнского насилия и закономерности передачи моделей нарушенной привязанности между поколениями. Модели привязанности четко освещают эти процессы и дополняют психодинамические концепции, которые обеспечивают главный вклад в понимание той роли, которую жестокое обращение с детьми выполняет в жизни родителя, склонного к насилию. К ним относятся проекция на своих детей невыносимых чувств собственной никчемности и попытки уничтожить эти переживания посредством нападения на детей. Цикличный характер жестокого насилия в отношении детей также свидетельствует о силе выученного поведения и о том, как трудно отступить от принятой однажды поведенческой модели насилия и агрессии. Сложное взаимодействие между все более уязвимым и отчаявшимся ребенком, являющимся объектом идентификаций, связанное с жаждой убийства, и его жестокой матерью, находящейся в своей глубокой и полной ненависти идентификации с ним, может приобретать компульсивный и вызывающий зависимость характер.

Во всех случаях, обсуждавшихся в данной главе, насилие происходило втайне, в домашней обстановке, но в конечном итоге оказывалось раскрыто. В случаях с Викторией Климби и сыном Мелиссы Итаном травмы детей были зафиксированы в больнице. В случае Мэриан, если ее дочь получала повреждения, то всегда удерживалась дома и вся семья принимала участие в сокрытии насилия, которому мать подвергала девочку. Насилие Мелиссы не представляло собой, как могло бы показаться, садизма, а было по своей сути невыносимым импульсом, вызванным ее собственной депрессией и и золированностью — она привлекала внимание к травмам своего ребенка, чтобы сообщить о своих собственных замалчиваемых чувствах отчаяния и ярости.