Психопатология обыденной жизни. О сновидении

Симптоматические действия, которые можно наблюдать в почти неисчерпаемом изобилии как у здоровых, так и у больных людей, заслуживают нашего внимания по многим причинам. Врачу они часто служат ценными указаниями для ориентировки в новых или недостаточно знакомых ему условиях. Наблюдателю человеческой жизни они говорят нередко все, иной раз даже больше, чем он сам хотел бы знать. Кто умеет это ценить, должен иной раз походить на царя Соломона, который, по словам восточных легенд, понимал язык зверей. Однажды мне предстояло подвергнуть медицинскому осмотру незнакомого мне молодого человека в доме его матери. Когда он вышел мне навстречу, бросилось в глаза на его брюках большое пятно – от белка, судя по затвердевшей кромке. После мгновенного смущения молодой человек стал оправдываться, что, мол, охрип и выпил поэтому сырое яйцо, причем несколько капель жидкого белка, очевидно, пролилось на одежду. В подтверждение этого он предъявил яичную скорлупу на тарелке в той же комнате. Таким образом, подозрительное пятно было объяснено самым безобидным образом. Однако, когда мать оставила нас наедине, я поблагодарил его за то, что он настолько облегчил мне диагноз, и без дальнейших вопросов взял за основу нашего разговора его признание, что он страдает мастурбацией. Другой раз я посетил на дому некую богатую, скупую и глупую даму, ставившую обычно перед врачом задачу прокладывать себе дорогу через сонм жалоб, пока он не доберется до простейшего объяснения. Когда я вошел, дама сидела за небольшим столом и занималась тем, что раскладывала кучками серебряные флорины[173]. Вставая, она уронила несколько монет на пол. Я помог ей подобрать монеты и, когда она стала рассказывать о своих бедствиях, перебил ее вопросом, не вверг ли знатный зять ее в расходы? Она сердито отрицала этот факт, но очень скоро все же поведала мне досадную историю о неприличной расточительности зятя. С тех пор эта дама меня больше не приглашала. Не могу сказать, чтобы с теми, кому объясняешь значение их симптоматических действий, неизменно устанавливались дружеские отношения.

Доктор Й. ван Эмден из Гааги сообщает о другом случае «признания посредством ошибки»: «Составляя мой счет, официант в маленьком ресторане в Берлине объявил, что цена конкретного блюда выросла на десять пфеннигов из-за войны. Когда я спросил, почему это не указано в меню, он ответил, что виной, должно быть, простой недосмотр, а цена точно выросла. После чего неуклюже сунул деньги в карман – и выронил монету в десять пфеннигов на стол прямо передо мной.

– Теперь я знаю наверняка, что вы взяли с меня слишком много. Хотите, я поинтересуюсь на кассе?

– Простите, господин… Минутку, пожалуйста, – с этими словами он ушел.

Излишне уточнять, что я позволил ему уйти; спустя пару минут он извинился за то, что по неведомой причине перепутал мое блюдо с другим, и я оставил ему десять пфеннигов в награду за его вклад в общую психопатологию обыденной жизни».

Любой, кто потрудится понаблюдать за ближними за столом, сможет заметить самые наглядные и поучительные симптоматические действия.

Доктор Ганс Сакс рассказывает: «Мне довелось присутствовать за ужином у пожилой пары моих родственников. У супруги были проблемы с желудком, и ей приходилось соблюдать очень строгую диету. Перед мужем только что поставили кусок жареного мяса, и он попросил жену, которой этого блюда не полагалось, передать ему горчицу. Жена открыла буфет, заглянула внутрь и поставила на стол перед мужем пузырек с желудочными каплями. Конечно, никто не перепутает бочкообразный горшочек с горчицей и флакон с каплями, так что о случайном поступке речи не шло; тем не менее жена ничего не замечала, пока муж со смехом не обратил ее внимание на промашку. Смысл симптоматического акта не нуждается в объяснении».

Следующим примером я обязан доктору Б. Даттнеру из Вены; в этом случае нельзя не отметить искусство наблюдателя.

«Я обедал в ресторане с моим коллегой Х., доктором философии. Он рассуждал о тяготах стажировки и упомянул между прочим, что еще до окончания учебы его назначили на должность секретаря посла – точнее, чрезвычайного и полномочного министра Чили. А потом министр сменился, и он не представился его преемнику. На последней фразе он поднес ко рту кусок пирога, но неуклюже уронил тот с ножа. Я сразу же уловил скрытый смысл этого симптоматического поступка и как бы невзначай объяснил моему коллеге, незнакомому с психоанализом: “Вы, конечно, упустили лакомый кусочек”. Он не понял, что мои слова в равной степени применимы и к его симптоматическому поступку, а потому повторил мое замечание с некоей очаровательной и удивительной живостью, как будто я выхватил эту мысль у него из головы: “Вот именно, я упустил лакомый кусочек”, после чего продолжил рассказ, делясь подробностями той оплошности, что лишила его хорошо оплачиваемой должности.