Психопатология обыденной жизни

Итак, я буду рассказывать о примечательных примерах забывания, которые в большинстве случаев я испытал на собственном опыте. Проводить различие между забыванием впечатлений и каких-то замыслов, то есть забыванием сведений и забыванием намерений, другими словами, чего-то еще не осуществленного, а только задуманного. Я заранее предвижу одинаковый результат целого ряда наблюдений: во всех известных случаях забывание вызвано мотивом нежелания вспоминать.

А. Забывание впечатлений и сведений

1) Как-то летом моя жена дала мне повод, сам по себе безобидный, к весьма сильному недовольству. Мы сидели за табльдотом напротив одного господина из Вены, которого я знал и который помнил, видимо, меня. Я имел, однако, основания знакомство не возобновлять. Моя жена, слышавшая только громкое имя своего визави, довольно быстро дала понять, что прислушивается к его разговору со своими соседями, так как время от времени обращалась ко мне с вопросами, относящимися к обсуждаемым там темам. Это выводило меня из терпения и в конце концов рассердило. Несколькими неделями позже у одного родственника я собрался пожаловаться на такое поведение женушки, но оказался неспособным вспомнить хоть одно слово из россказней того господина. Так как обычно я довольно обидчив и не склонен забывать детали рассердившего меня происшествия, моя амнезия в данном случае была мотивирована чувством уважения к супруге. Совсем недавно со мной опять случилось что-то подобное. Я хотел в разговоре с одним весьма близким знакомым посмеяться над высказыванием моей жены, прозвучавшим несколько часов назад. Оказалось, однако, что этому намерению препятствует одно примечательное обстоятельство – я напрочь забыл ее фразу, и мне пришлось просить жену напомнить свои слова. Нетрудно понять, что эту мою забывчивость следует толковать по аналогии с типичным расстройством нашей рассудительности, которому мы подвержены, когда речь идет о ближайших родственниках.

2) Я взялся купить иногородней, приехавшей в Вену даме небольшую железную шкатулку для хранения документов и денег. Предлагая свои услуги, я мысленно представил себе необычно ясно и наглядно витрину во Внутреннем городе, где, скорее всего, и видел такой денежный ящичек. Хотя я не сумел вспомнить название улицы, однако был уверен, что, побродив немного по городу, отыщу магазин, потому что память подсказывала: я бесчисленное количество раз проходил мимо него. Однако, к моей досаде, мне не удалось найти витрину со шкатулками, хотя я и пересек Внутренний город по всевозможным направлениям. Мне не осталось ничего другого, подумал я, как разыскать в адресном ежегоднике производителя денежных сейфов, чтобы затем во время второго обхода найти искомый магазин. Впрочем, всего этого не потребовалось: среди помещенных в справочнике адресов нашелся один, в котором я сразу опознал адрес забытого магазина. И действительно, я бессчетное количество раз проходил мимо его витрины, в том числе и когда ходил в гости к семейству М., уже долгое время живущему в том же самом доме. С тех пор наше тесное общение уступило место полному отдалению, а я привык, не отдавая себе отчета в причинах этого, избегать и данного района, и данного дома. В ходе прогулок по городу в поисках витрины со шкатулками я обошел все окрестные улицы, но эту одну пропускал, словно на нее было наложено табу. Мотив неудовольствия, который в данном случае извинял досадное неведение, вполне реален. Однако механизм забывания отнюдь не так прост, как в предыдущем примере. Разумеется, моя антипатия относилась не к производителю шкатулок, а к кому-то другому, кого я и знать не хотел. От этого другого она была перенесена на подвернувшийся случай (покупка шкатулки), где и вызвала эффект забывания. Точно так же в случае «Буркхард» затаенная неприязнь к одному человеку породила описку в написании имени там, где речь шла о другом человеке. То, что в данном случае сказалось действие сходства фамилий, создавшее связь между двумя различными, по сути, областями мыслей, в примере с витриной заменила близость в пространстве, тесное соседство. Впрочем, последний случай обладал более прочными внутренними связями: здесь присутствовала еще и вторая – содержательная – связь, поскольку среди причин размолвки с проживающей в доме семьей некоторую роль играли деньги.