Психопатология обыденной жизни

8)[124] Один мужчина рассказывал А. А. Бриллу, что жена настойчиво подвигает его принять участие в общественном мероприятии, ему, по сути, совершенно безразличному. В конце концов он поддается ее просьбе и начинает вынимать из чемодана выходной костюм, однако прерывает это занятие и решает сначала побриться. Закончив бритье, он возвращается к чемодану, однако обнаруживает, что тот захлопнут, а ключ от него ему найти не удается. Раздобыть слесаря тоже не удалось, поскольку был воскресный вечер, так что мужу с женой пришлось извиняться перед организаторами мероприятия. Когда на следующий день чемодан все же открыли, внутри нашелся и ключ. Мужчина либо уронил его внутрь по рассеянности, либо бросил туда. Он, правда, заверил меня, что сделал последнее, не думая об этом и не имея такого намерения, но мы-то знаем, что на это общественное сборище ему идти не хотелось. То есть для запрятывания ключа хватило и одного мотива.

Э. Джонс наблюдал на опыте за своей привычкой «запрятывать» трубку каждый раз после того, как много курил и из-за этого плохо себя чувствовал. Потом трубка находилась в самых разных местах, где оставалась незамеченной и куда обычно он ее не клал.

9)[125] Безобидный пример с выясненной мотивацией сообщает Дора Мюллер.

За два дня до Рождества телефонистка Эрна А. рассказывает: «Подумайте только, вчера вечером я вынула свой пакет с пряниками и поела, подумав при этом, что должна угостить и телефонистку С. (компаньонку ее матери), если та зайдет пожелать мне доброй ночи. Я не была от этого в особом восторге, но тем не менее собиралась это сделать. Когда же она пришла и я протянула руку к моему столику, чтобы взять пакет, то не нашла его там. Потом поискала и обнаружила его запертым в моем шкафу. Совершенно не помню, когда я туда пакет засунула». Анализ не требовался, рассказчице и самой ситуация представлялась ясной. То самое вытесненное побуждение приберечь выпечку для себя все же прорвалось в виде автоматического действия, чтобы в этом случае с помощью последующего, правда осознанного, действия оказаться упраздненным (Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse, 1915, III).

10) Г. Закс описывает, как однажды из-за такого «закладывания» вещи не смог продолжить работу: «В прошедшее воскресенье после обеда я какое-то время колебался: следует ли мне трудиться либо совершить прогулку, нанося в ходе нее подходящие визиты. Впрочем, после некоторой внутренней борьбы я решил в пользу первого. Но спустя примерно час заметил, что у меня кончилась бумага. Будучи уверен, что где-то в ящике стола у меня хранится еще одна пачка, поискал ее, но тщетно, в своем письменном столе, да и в других местах, где рассчитывал найти, хотя затратил массу энергии и копался во всевозможных старых книгах, брошюрах, корреспонденции и т. д. В итоге я все же был вынужден прекратить работу и двинулся в город. Придя вечером домой, я уселся на софу и, погруженный в раздумья, взглянул на стоящий напротив книжный шкаф. В нем на глаза мне попался выдвижной ящик, и тут я вспомнил, что давно уже не обследовал его содержимое. Так что подошел к нему и выдвинул ящик. В нем на самом верху лежал кожаный портфель, а в нем пачка чистой бумаги. Но лишь когда я все это вынул, соображая, не положить ли ее в письменный стол, мне пришло в голову, что это та самая пачка, которую после обеда я попусту разыскивал. К этому должен еще добавить, что с бумагой я обхожусь очень деликатно, хотя порой и неэкономно, и бережно сохраняю любой пригодный для использования листок. Очевидно, что именно эта подпитывающаяся от какого-то влечения привычка побудила меня к немедленному преодолению забывания, как только исчез вызвавший его мотив».

Если взглянуть на случаи «запрятывания» вещей в целом, то и в самом деле будет трудно допустить, что они являются следствием чего-то иного, нежели бессознательное намерение.

11) Летом 1901 г. я заявил как-то одному другу[126], с которым тогда активно обменивался идеями по научным вопросам: «Эти проблемы неврозов удастся решить только тогда, когда мы целиком и полностью согласимся с допущением изначальной бисексуальности индивида». В ответ услышал: «Это я уже говорил тебе два с половиной года назад в Бр. во время совместной вечерней прогулки. Тогда ты об этом и слушать не захотел». Теперь это звучало прискорбно, поскольку заставляло отказаться от приоритета на идею. Я же не мог вспомнить ни об этом разговоре, ни об этом открытии моего друга. Кто-то из нас двоих должен был в данном случае непременно заблуждаться; согласно принципу «cui prodest?» (кому на руку? – лат.) эта участь выпадала мне. Действительно, в течение ближайшей недели я все вспомнил именно в том виде, как к этому хотел побудить меня друг; я даже сам припомнил, что тогда произнес в ответ: «До этого я еще не дорос, не хочу об этом даже говорить». Но с тех пор я стал чуточку терпимее, когда где-то в литературе наталкиваюсь на одну из немногих идей, с которой можно связать мое имя, но при этом замечаю, что его не упоминают.