Психотерапия для депрессивных жаб

– Ничуть, – ответил Жаб. – Вот вам пример: когда в университете я приглашал погостить друзей, отец всегда находил, за что нас покритиковать, а мать все так же вгоняла меня в краску. Однажды даже при друзьях спросила, надел ли я с утра чистое белье! Сейчас мне смешно, но тогда, уверяю вас, было не до веселья. А теперь я поведаю одну историю, которая может вас заинтересовать, – продолжал Жаб. – Однажды, незадолго до ее смерти, я набрался храбрости и сказал ей: «Мама, когда ты уже перестанешь обращаться со мной как с маленьким мальчиком?» И знаете, что она мне сказала?

– Думаю, догадываюсь, – ответила Цапля, – но будет лучше, если вы расскажете это сами.

– Она ответила так: «Я перестану обращаться с тобой как с маленьким мальчиком, когда ты перестанешь вести себя как дитя!» Ответить на это я ничего не смог и просто вышел из комнаты.

– Ее слова, надо полагать, очень вас разозлили, – после некоторого молчания произнесла Цапля.

– Нет-нет, – с едва заметной улыбкой на лице сказал Жаб, – это не в моем духе.

– Как же вы тогда справляетесь с чувством гнева? – спросила психотерапевт.

Пациент выпрямился и сглотнул в горле ком.

– Э-э-э… А что именно вы вкладываете в термин «гнев»?

– Перестаньте, Жаб, – нетерпеливо ответила на это Цапля, – вам прекрасно известно, что это такое. Как вы справляетесь с этим чувством? Когда вам в последний раз доводилось злиться?

Жаб пришел в замешательство – во-первых, в тот момент совсем не думал о гневе, а во-вторых, вообще с трудом признавал, что злится. Его никогда не отпускало ощущение, что стоит другим увидеть, что он рассвирепел, как его тут же накажут. И в результате подавлял эмоции такого рода, вместо этого терзаясь чувством вины. Но почему Цапля ни с того ни с сего затронула эту тему? От мыслей о злости в груди Жабы вспыхнула тревога и захотелось сменить тему разговора. Но Цапля в упор смотрела на него, ожидая ответа, и Жаб почувствовал, что у него нет другого выхода, кроме как продолжать.

– По правде говоря, я не могу с уверенностью сказать, когда злился. И теперь, думая об этом, понимаю, что вообще редко испытываю гнев. В моих глазах в нем нет никакой надобности, да и потом, это не мой стиль.

С этими словами он улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

– Ну хорошо, – сказала Цапля, – думаю, вам было полезно об этом поразмышлять. В конце концов, вы уже согласились, что это одна из базовых эмоций, с которыми мы все приходим в этот мир. Посмотрите на этот вопрос вот с какой стороны. Что, по-вашему, происходило, когда вы злились в детстве?

Задумавшись об этом, Жаб вспомнил отца – высокого, сурового и грозного. За ним, словно в тени, маячили дедушки, само воплощение порядочности и силы духа, одно присутствие которых свидетельствовало о высочайших моральных стандартах. Жаб чувствовал, что их влияние господствовало над всей его жизнью – в точности как портреты каждого из них господствовали в библиотеке Жабо-Холла.

– Мне кажется, что, когда в памяти всплывает ранний период жизни, вспоминается не столько моя собственная злость, сколько гнев родителей. Мне всегда говорили, что надо делать. Отец постоянно выходил из себя, когда я вел себя как-то не так.

– Таким образом, – сказала на это Цапля, – перед лицом суровых, вечно недовольных им родителей ребенок вынужденно учится как-то с ними справляться и адаптировать свое естественное поведение, чтобы лучшим образом совладать со сложившейся ситуацией. Что, по-вашему, он, скорее всего, станет делать?

– Вы хотите сказать, что здесь мы опять возвращаемся к состоянию адаптировавшегося ребенка? – спросил Жаб.

– Совершенно верно. – ответила Цапля. – Запомните, что в состоянии естественного ребенка каждому из нас присущи базовые эмоции, которые можно сравнить с первичными цветами на палитре художника. Но потом жизнь заставляет нас подгонять естественное поведение к специфичным в каждом отдельном случае обстоятельствам, смягчая краски и добавляя к ним разные тона, чтобы мы могли выжить и сохранить личностную целостность. В числе множества других факторов это подразумевает приобретение навыков, позволяющих справляться с гневом, причем как нашим собственным, так и родительским.

Она на несколько мгновений умолкла, потом спросила:

– И что вы, Жаб, об этом думаете?

– Представить такое довольно трудно, – задумчиво ответил Жаб, – я все думаю о вашем предложении представить эмоции в виде цветов и пытаюсь изобразить картину борьбы ребенка, у которого только-только развиваются эмоции и чувства, с его родителями. Они неизмеримо сильнее его, у них давным-давно устоялись представления о том, что плохо, а что хорошо. Как маленькому существу вообще выжить в подобном сражении?

– Вы считаете, что взросление в обязательном порядке должно превращаться в борьбу? – спросила Цапля.

– Полагаю, что в моем случае именно так и было, – ответил Жаб. – Когда я в детстве должен был справляться с родителями, постоянно устраивавшими выволочки, на меня, по-видимому, оказывалось огромное давление.