Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии

Во-первых, не следует противопоставлять эти крайности, то есть превращать встречу с пациентом в техническое поле боя. Техника, по самой своей природе, стремится овеществить все, к чему прикасается. Что до участников терапевтического взаимодействия, то человек рассматривается как нечто – res (субстанция). Конечно, можно обвинять Декарта в дихотомии между res extensa (протяженная субстанция) и res cogitans (мыслящая субстанция). Но я думаю, что Декарт должен был пойти дальше, чем он сделал. Он должен был отказать человеку не только в атрибуте extensa, но и в атрибуте res.

Поклонение технике вместо личной встречи с пациентом предполагает превращение человека не только в субстанцию, но и в средство для достижения цели. Согласно второй версии категорического императива Канта, ни один человек никогда не должен рассматриваться как простое средство для достижения цели. Я сомневаюсь, что существует область, в которой разница между потаканием или воздержанием от превращения человека в простое средство для достижения цели была бы более явной, чем в случае с политикой. Осмелюсь сказать, что наиболее существенны различия между политиками, которые считают, что цель оправдывает средства, и теми их коллегами, которые понимают, что есть средства, способные осквернить даже самую святую цель.

Видеть в человеке лишь средство для достижения цели – это то же самое, что манипулировать им. Что касается проблемы, когда личной встречей жертвуют ради техники, нам следует прислушаться к мнению Рудольфа Дрейкурса[122]. Он предупреждает нас, что «допущение, при котором техника переноса становится основным терапевтическим инструментом, ставит терапевта в позицию превосходства, так как дает ему возможность манипулировать пациентом в соответствии со своей подготовкой и терапевтическими схемами»[123].

Действительно, в Монреале на Макгилловской конференции по проблемам депрессии и связанных с ней состояний «некоторые докладчики указывали на большие риски шоковой и медикаментозной терапии и на то, что медицинская помощь может стать механической, а в пациенте перестанут видеть человека». Думаю, опасны не столько шоковая терапия или медикаменты как таковые, сколько чрезмерно технический подход, который преобладает в работе многих врачей. Полагаю, в том, что касается психотерапии, эта опасность даже выше. Важна не методика – имеет значение врач, который ее применяет, а точнее, смысл, который он в это вкладывает. И психотерапию можно проводить так, что «не видеть в пациенте человека», а его психику расценивать просто как набор механизмов.

Даже если сохраняется личный характер встречи врача и пациента, отношения «я – ты» не следует рассматривать как замкнутую систему. Карл Бюлер[124] в своей теории языка различает три позиции: с точки зрения говорящего, язык – это средство выражения; с точки зрения того, с кем он говорит, язык – средство обращения; а с точки зрения предмета, о котором говорят, язык – это презентация. Должен сказать, что третий аспект упускается из виду всякий раз, когда забывают, что терапевтические отношения не исчерпываются просто личным взаимодействием двух субъектов, но зависят от предмета, по поводу которого субъекты взаимодействуют. Таким предметом обычно является некий факт, который пациенту предстоит осознать. В частности, он должен понять, что существует смысл, ожидающий реализации. Таким образом, терапевтические отношения как бы открываются в мир. Однако и мир следует рассматривать как задание и вызов.

Принцип логотерапии состоит в том, что самотрансценденция представляет собой суть существования. Это значит, что существование аутентично только в той мере, в какой указывает на нечто, выходящее за его пределы. Бытие человека не обладает своим собственным смыслом. Мы говорили, что человека нельзя воспринимать как средство для достижения цели. Означает ли это, что конечная цель – в нем самом и что он предназначен и призван актуализировать себя? Я бы сказал, что человек реализует и актуализирует ценности. В первую очередь он обретает себя настолько, насколько теряет себя же ради чего-то или кого-то, ради дела, или ближнего, или Бога. Борьба человека за свое «я», за собственную идентичность обречена на неудачу, если она не посвящена чему-то за пределами его «я», чему-то выше его «я». Как говорит Ясперс, «человек становится тем, кто он есть, благодаря тому делу, которое он сделал своим».