Это не только любовь двоих людей, а достигнутое чувство Единства с Богом, народом, поэзией, профессией, чувством долга. Когда Общность теряется, душа уменьшается, измельчается, унижается и переживает физическую боль.
Возможно, душа человека была очарована тем, что придумала про другого, религию или профессию она сама. Тогда болью становится разочарование, снова ведущее к умалению собственной души: «Ты не мог, не имел права так ошибаться!»
Это стремление создает типичного современного человека. Впрочем, я этому человеку не судья, ведь мне тоже порой хочется сбежать от невыносимой боли. Но в большинстве случаев ее приходится принимать. Иначе перестаешь чувствовать себя человеком.
Стремление уйти от боли одновременно оказывается стремлением уйти от любви: от любви к конкретному человеку и людям вообще. Ведь именно люди приносят друг другу столько боли, и с нескрываемым иногда удовольствием.
Как известно, мы причиняем ее не только друг другу – мы причиняли и причиняем ее даже Богу, живущему в душе каждого из нас.
Мне стало казаться, что в последнее время в людях все острее стало развиваться негативно-скептическое отношение друг к другу. Прежде всего, к власть имущим (всем и сразу априори), к госструктурам, известным личностям, журналистам, спортсменам, артистам. Все, что ни скажет или ни сделает какой-либо чиновник или известный человек, – за всем видится подтекст, чудится вероломство и предательство. Ведь не все же журналисты продажны, не все спортсмены покупают себе победу, не все артисты проплачивают себе главные роли, не все чиновники в мэриях городов воруют. Что лежит в основе этого предубеждения во лжи и «негативного» скептицизма относительно всех известных личностей?
Мне сегодняшнему думается, что это инфантильная зависть. Относительно недавно все члены нашего общества были принудительно равны друг другу (не будем затрагивать вопрос о тех, кто был более равным, чем все остальные).
Как ни странно, это создавало странный «социальный санаторий» для чувства значимости отдельного человека. Все работали, все получали одинаковую зарплату. Оригинальным или творческим можно было стать только на кухне или в дружеской компании. Умения хорошо формулировать мыли вслух, нескольких хороших шуток, джинсов, прочтения нескольких остродефицитных (или самиздатовских) книг было достаточно, чтобы прослыть лидером и получить популярность у девушек.
В условиях распределения всего (от работы до продовольствия) отличаться от всех остальных можно было только интеллектом – точнее говоря, демонстрацией своего свободомыслия.
Но интеллект, оказавшийся в моде, – казался не очень сложным путем выделиться из толпы. Мода создавала подмену: видимость интеллекта вместо интеллекта. Многие вспомнят библиотеки из дефицитных книг, использовавшиеся вместо обоев, – хозяева их не читали.
Девяностые годы все расставили на места. Быстро выяснилось, что главной ценностью нашего общества является комфорт, а не деньги. Они тогда были лишь мерилом доступного комфорта. Ценность денег человек постигает совсем не сразу.
В 70-е и 80-е интеллект приносил некоторый душевный комфорт («респект и уважуху» – популярность у лиц противоположного пола и коллег) и ценился именно поэтому.
Смысл жизни советского человека все равно скрывался в достижении недостижимого комфорта. Люди не хотели «написать книгу, построить дом и посадить дерево». Большинство хотело достичь мерила простой меры советского благополучия: «машина, квартира, дача», чтобы «жить не хуже других».
Главный психологический кризис последних 25 лет заключается в том, что «жить не хуже других» стало очень трудной, практически невыполнимой для большинства населения задачей.
Представления о «машинах, квартирах, дачах» внезапно приобрели ошарашивающие масштабы.
Все крупные капиталы приобретены у нас случайным путем. Справедливые социальные лифты в нашей стране не работали никогда. Для того чтобы жить не хуже других, нужны были связи – близость к властным структурам. Доходы, достаточные для того, чтобы чувствовать себя не хуже других, приобретаются сегодня не в справедливой конкуренции (не потому, что ты более талантлив, спортивен, умен, профессионален), а определяются близостью к «кормушке» тебя самого или твоих родителей. Эту близость нельзя выбрать – она случайна.
Если «за всем видится подтекст, чудится вероломство и предательство» – то это значит: «Я лучше. Без вас все знаю. Я вас насквозь вижу. Пустите меня на место известной личности: чиновника, спортсмена, артиста!»
Вся беда в том, что человек считает себя ничем не хуже известной личности, поскольку чувствует себя способным точно так же… разыграть спектакль, как и та самая известная личность.
Мы учимся ради диплома, а не ради получения знаний; учим не ради превращения студента в специалиста, а ради зарплаты; защищаем диссертации не ради нового слова в науке, а ради карьеры; работаем исключительно ради досуга…