ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

Недурно, когда человкъ можетъ выпутаться изъ такого непріятнаго положенія экивокой. — «Но вы и еще что нибудь умете длать, La Fleur?» спросилъ я. — О qu’oui![203] Онъ умлъ длать щеблеты и играть немного на скрипк. — «Браво», сказало благоразуміе. — Я самъ игралъ на віолончел.

«Ну вы можете убрать и причесать немного парикъ, La Fleur?» — Онъ имлъ къ этому ревностное желаніе. «Этаго довольно для Бога», сказалъ я, прерывая его: «довольно будетъ и для меня». — Когда мн принесли ужинъ и съ одной стороны моего стула лежала рзвая эпаньолка, а съ другой стороны стоялъ Французскій слуга съ самымъ веселымъ выраженіемъ лица, я былъ отъ всей души доволенъ своимъ владніемъ, и ежели бы Монархи знали, чего они желаютъ, они бы были также довольны, какъ и я. —

Монтрёль.

Такъ какъ La Fleur сдлалъ со мною весь кругъ черезъ Францію и Италію и часто будетъ на сцен, то я, чтобы ближе познакомить читателя съ его личностью, скажу, что я никогда не имлъ случая раскаиваться въ необдуманныхъ влеченіяхъ, которыя располагаютъ мною, и еще мене въ отношеніи этаго малаго. — Онъ былъ вренъ, привязанъ, простодушенъ и во всемъ шелъ по слдамъ филоссофовъ. — И несмотря на его таланты — очень достойные сами по себ — но которые не могли быть для меня полезны, я всечасно былъ вознаграждаемъ постоянной веселостью его характера, — а это вознаграждаетъ вс недостатки. — Во всхъ трудностяхъ и несчастіяхъ моей жизни я находилъ опоры во взглядахъ La Fleur’a. — La Fleur былъ исключеніемъ изъ общаго правила, потому что, несмотря ни на голодъ, жажду, холодъ, наготу, недостатки, несмотря ни на какіе удары судьбы, не было никакого признака неудовольствія на его лиц — онъ вчно былъ одинаковъ; ежели я принадлежу къ числу филоссофовъ — что часто мн старается внушить лукавый — то, разсуждая о томъ, сколько разъ я былъ обязанъ практической филоссофіи этого бднаго малаго, я уже не такъ горжусь своей. Вмст съ этимъ La Fleur былъ немного хватъ — но съ перваго взгляда казался боле хватомъ отъ природы, чмъ отъ образованія, и на третій день посл нашего прізда онъ уже вовсе пересталъ быть хватомъ. —

Монтрёль.

На слдующее утро, для вступленія La Fleur’a въ свою должность, я вручилъ ему ключь отъ моего чемодана съ реестромъ полдюжины рубашекъ и пары черныхъ шелковыхъ панталонъ, — и приказалъ ему привязать все это на чемоданъ, приготовить лошадей и попросить ко мн хозяина съ счетомъ. —

C’est un garçon de bonne fortune,[204] сказалъ хозяинъ, указывая черезъ окошко на кружокъ двокъ, которыя самымъ нжнымъ образомъ прощались съ Лафлёромъ, въ то время какъ ямщикъ выводилъ лошадей. — Лафлёръ у каждой два раза поцловалъ руки, три раза утеръ глаза и три раза общался имъ всмъ привезти отпущеніе грховъ изъ Рима. —

«Вс въ город его любятъ», сказалъ хозяинъ: «и нтъ ни одного уголка въ Монтрёл, въ которомъ бы объ немъ не пожалли; у него только одна есть слабость, продолжалъ онъ: «онъ вчно влюбленъ».

— «Я напротивъ этому очень радъ», сказалъ я: «это избавить меня отъ труда класть себ на ночь панталоны подъ голова̀».[205] Говоря это, я хвалилъ боле самаго себя, чмъ Лафлёра; потому что такъ какъ я всю свою жизнь былъ влюбленнымъ то въ одну принцессу, то въ другую, (и надюсь, что до самой смерти останусь такимъ же), я твердо убжденъ, что ежели я сдлалъ какое нибудь дурное дло, то непремнно въ промежутокъ отъ одной страсти до другой: покуда продолжается это междуцарствіе, сердце мое бываетъ заперто — я не чувствую въ себ въ это время даже довольно доброты, чтобы подать нищему шесть пенсовъ, поэтому я стараюсь какъ можно скоре выдти изъ этого положенія; и какъ скоро я опять воспламеняюсь, я длаюсь снова добръ и великодушенъ и ежели я желаю сдлать вщь или съ кмъ нибудь или для кого нибудь, которая[206] удовлетворяетъ меня, я не вижу въ этомъ никакого грха.

Говоря это, я осуждаю только страсть, но не себя.

Отрывокъ.

Городъ Абдера, несмотря на то, что въ немъ жилъ Демокритъ и употреблялъ вс силы ироніи для исправленія жителей его, былъ самый порочный и развратный городъ во всей ракіи.— Сколько было тамъ отравленій, заговоровъ, убійствъ, пасквилей, буйствъ каждый день; — ночью было еще хуже. —

Въ то время какъ дла были въ худшемъ положеніи, случилось такъ, что въ Абдер было дано представленіе Андромеды Эврипида, но изъ всхъ мстъ, которыя восхитили публику, сильне всхъ подйствовала на воображенія рчь Персеуса, въ которой поэтъ описалъ нжныя черты природы: «О Купидонъ! Царь Боговъ и людей и т. д.». —

На другой день вс жители Абдеры говорил[и] чистыми ямбами и только и было разговора, что про патетическое воззваніе Персеуса: «О Купидонъ! Царь боговъ и людей!» Въ каждой улиц, въ каждомъ дом: «О Купидонъ, Купидонъ», въ устахъ каждаго безсознательно вырывающіеся нжные звуки были только: «Купидонъ! Купидонъ! Царь людей и боговъ». Огонь взялся — и весь городъ, какъ сердце одного человка, открылся для любви. —