— Не уйти и вам от меня! — кричал Хаджи-Мурат, выпуская свою пулю в того, кто предлагал ему сдаться.
— Ну, так пропадать вам, — закричал предлагавший сдаться.320
Но Софедин321 уже целил в предлагавшего и убил его. Софедин медленно, но не переставая стрелял и долго целился. Но скоро и Софедин перестал стрелять.322 В то время, как он целил, пуля попала ему в лоб, и он с корточек опустился на зад и выбросил ружье. Опять мирные, увидав, что убили, загикали и закричали, чтобы они сдавались, но Хаджи-Мурат323 только крикнул своим двум, чтобы они взяли от Софедина и подали ему патроны. Один из двух подполз к Софедину и выбрал хозыри и подал их Хаджи-Мурату. Так продолжалось еще минут десять. Один из двух остававшихся, кроме Хаджи-Мурата, был тоже ранен в руку и, стоная, сидел и перестал стрелять. Другой стрелял медленно и дурно. Хаджи-Мурат один отстреливался, но не успевал и неприятели придвигались, перебегая от дерева к дереву всё ближе и ближе. Хаджи-Мурат еще заткнул себе рану в плече и в ноге и весь черный в крови и пыли то ложился за лошадь заряжая, то поднимался и наводил ружье и стрелял.— Сдавайся, — закричал черный весь в крови от раненой руки тавлинец. — Всё равно убьем.
— Бери, — ответил Хаджи-Мурат и, выхватив пистолет,325 выстрелил в ближайшего.Визг поднялся во всех сторон, и человек пять, число их всё прибавлялось, подбежали шагов на десять.
— Отдайся живой!
Опять выстрел. И опять Хаджи-Мурат, выхватив вату,326
завалился за лошадь и заткнул рану в боку.— Убит! убит! — закричали горцы и бросились к нему.
— Нет еще, — и Хаджи-Мурат, выхватив кинжал, бросился к тому, в которого он два раза промахивался, и не успел тот поднять руки, как кинжал пропорол ему брюхо. Но в то же время две пули пробили грудь Хаджи-Мурата.327
Он упал. Он умирал и вдруг понял это. И Вали-Магома такой, каким он его видел последний раз, свистящим и кидающим камни и смеющимся, представился ему. Вспомнилась ему улыбающаяся, краснеющая Марья Дмитриевна, вспомнился ему и враг, сам328 высокий рыжий Шамиль с своим торжественным величием. И Вали-Магома, и Шамиль, и Марья Дмитриевна — всё смешалось в одно и из за всего выступил Алла, от которого он пришел и к которому шел теперь. И он вдруг понял всё. Что этого не надо было. Что всё было не то. Все думали, что кончилось. Но вдруг его страшная окровавленная голова поднялась из-за лошади. Он поднялся весь, поднял голову кверху329 и остановился. Все замерли.Вот его то в эту минуту мне наполнил запыленный сломанный репей.
Смущение нападавших продолжалось недолго. Еще две пули ударились в грудь Хаджи-Мурата. Одна попала в золотой и отскочила, другая попала в сердце.
— Алла! — проговорил330
он, упал навзничь и уже не двинулся.Шамардино
14 августа 1896.
* № 2 (рук. № 11).
Это было на Кавказе сорок пять лет тому назад, в декабре 1851 года,331
в самый разгар войны с Шамилем. В передовой крепости Шахгири или Воздвиженской332 только что333 пробили334 вечернюю зорю,335 пропели «Отче наш»,336 поужинали щи и кашу с салом337 и получили приказ, принесенный фельдфебелем, завтра выступать с топорами до зари за Шахгиринские ворота.338— Панов, Кондаков и Никитин, в секрет за ворота.339
Ночь была тихая и темная с маленьким морозом. Солдаты вышли и, сложив ружья, сели.
Панов, старый служака, пьяница, не переставая ворчал. Никитин возражал Панову, очевидно не для того, чтобы возражать, а только для того, чтобы показать свое мастерство говорить.340
— Рубим, рубим, а ничего не вырубили, — говорил Панов. — Она опять вся пуще зарастет, а он..... его мать, на лето засядет в чащу, не вышибешь его оттель.341
— Небось, картечь выбьет, только б провезть орудие, — отвечал барабанщик.
— Как же, выбила. Вот так-то выбили Слепцова,343 слышал? — (Тогда только что был убит Слепцов, известный генерал). — А ты говоришь. Ты чего344 сапоги снимаешь? — обратился он к Кондакову,345 стаскивавшему с себя сапоги.346— Да347
смотрю — стоптал.— То-то,348
стоптал.349— Говорят, так на месте и положили, — сказал барабанщик. — Уж очень смел был.
— Тут смел, не смел, кому обречено.
— Ох, хороши350
сапоги продавал Тихонов, — сказал барабанщик.351— Он домой идет.
— Тоже счастье человеку.352
— Да что ж, тебе недолго.
— Как же, недолго.353
Да я не считаю. Хуже.354Не прошло и часа после их выхода, как впереди их послышался356 легкий свисток.— Бери ружья, готовься.
Люди схватили ружья, и щелкнули взводимые курки два вместе и один кондаковский после.
— Солдат?— Мирно̀й, — послышался голос в темноте. — Стреляй не надо, своя.
И показалась темная фигура, одна и другая.
— Стой, не стреляй. Это лазутчики, — сказал Панов.
— А ты верь ему больше.
— Говорю не стреляй.
Панов встал и, неся ружье на перевес, двинулся к показавшимся фигурам.
— Кто идет?
— Своя, своя, мирно̀й, — и чеченец рысью подбежал прямо к Панову. — Ружье нет, пистолет нет, шашка нет. Генерал айда, генерал.