Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

9) Говоря съ Дорикомъ о томъ, какая должна быть нравственная жизнь — безъ роскоши, безъ прислуги, не богатая, a бѣдная, подумалъ, что надо бы объяснить ему, почему я не такъ живу. А потомъ подумалъ: зачѣмъ? Онъ, если правда то, что я говорю, несмотря на то, что я не дѣлаю того, что говорю, будетъ жить, какъ я говорю; п[отому] ч[то] найдетъ въ этомъ благо. Меня же за то, что я не дѣлаю того, что говорю, онъ осудитъ (и по дѣломъ, а если не по дѣломъ, то это на пользу мнѣ), или самъ безъ моего объясненія пойметъ, почему я не такъ живу, и оправдаетъ.

10) Когда человѣкъ уменъ, онъ не знаетъ, что онъ уменъ, — ему кажется такъ естественно, что онъ понимаетъ, чтò понимаетъ,848 что онъ не можетъ приписывать этому значенія. При томъ же ему такъ многое еще непонятно. — Тоже — если человѣкъ силенъ тѣлесно и даже духовно; тоже особенно, когда человѣкъ истинно добръ, онъ не видитъ своей доброты, какъ летящій на балонѣ не чувствуетъ своего движенія.

11) Въ самой преданности другому существу, въ отреченіи отъ себя во имя другаго существа есть особенное849 духовное наслажденіе. Такое чувство испытывали во время крѣпостнаго права рабы, дворовые, такое же испытываютъ придворные къ своимъ владыкамъ, почитатели къ духовнымъ лицамъ, старцамъ. Хорошо выработать въ себѣ такое чувство къ Богу. «Но, — скажутъ, — Его не видишь». Не видишь, но чувствуешь, сознаешь живѣе, чѣмъ извнѣ чувствовалъ своего человѣческаго героя. «Но, — скажутъ еще, — тамъ награда: милости того, кому преданъ». A здѣсь развѣ нѣтъ? И здѣсь награда, да еще какая: радостная жизнь.

12) Жизнь человѣческую можно представить такъ: Движенiе по коридору или трубѣ сначала свободное, легкое, потомъ, при все большемъ и большемъ саморасширеніи, все болѣе и болѣе стѣсненное, трудное. Во время движенія человѣкъ все ближе и ближе видитъ передъ собой полный просторъ и видитъ, какъ идущіе передъ нимъ скрываются, изчезаютъ въ этомъ просторѣ.

Какже, чувствуя всю напряженность, сдавленность движенія, не желать поскорѣе дойти до этого простора? И какже не желать и бояться приближенія къ нему?

13) Ѣхалъ верхомъ лѣсомъ, и было такъ хорошо, что думалъ: имѣю ли я право такъ радоваться жизнью? И отвѣчалъ себѣ: да, имѣлъ бы право на радость жизнью всякій человѣкъ, если бы не было грѣха, не было страданій, производимыхъ одними людьми надъ другими. Теперь же, когда есть грѣхъ и есть жертвы его невольныя, должны быть жертвы вольныя, и мы не имѣемъ права радоваться жизнью, а должны радоваться жертвой, вольной жертвою.

Людямъ дана возможность полнаго блага жизни. Если бы не было грѣха, они бы владѣли, пользовались имъ. Теперь же, когда есть грѣхъ, люди должны стараться жертвою исправить его. И въ этомъ исправленіи грѣха есть — при теперешнемъ состояніи міра (другаго и не было, міръ безъ грѣха только въ идеалѣ), въ исправленіи грѣха, въ жертв[ѣ] — истинное благо жизни людей.

14) Философскія системы это плохо сложенные своды, замазанные извѣсткой съ тѣмъ, чтобы не видна была ихъ непрочность. Сводъ изъ неотесаннаго камня, если держит[ъ], то навѣрное проченъ. Мало того, сводъ самый прочный тотъ, к[оторый] строился безсознательно, какъ природныя пещеры.

15) Думалъ: что бы было, если бы всѣ люди понимали и сознавали то, что жизнь есть только соблюденiе своего духовного «я» передъ Богомъ и для Бога?! А почему же невозможно? Нетолько возможно, но необходимо.

————————————————————————————————————

5 Марта 1906. Я. П.

Пишу утромъ. Эти дни ничего не писалъ существеннаго, кромѣ писемъ, и то ничтожныя. Занятъ дѣтскимъ Кр[угомъ] Чт[енія], т. е. изложеніемъ Зак[она] Бож[ія]. Плохо идетъ. Я850 слишкомъ легко смотрѣлъ на это. Вотъ это-то именно случай: Avoir le temps de la faire plus courte.851 Вчера ѣздилъ верхомъ по лѣсамъ, и очень хорошо думалось. Такъ ясенъ казался смыслъ жизни, что ничего больше не нужно. Боюсь, что это грѣхъ, ошибка, но не могу не радоваться спокойствію и добротѣ. Двѣ мысли особенно радовали меня:

1) Можно и должно пріучить себя къ любовному отношенію ко всѣмъ людямъ, ко всѣмъ живымъ существамъ. Для этого надо нетолько въ сношеніяхъ съ людьми и животными быть добрымъ, любовнымъ, а это будетъ только тогда, когда обо всѣхъ, всѣхъ, всѣхъ людяхъ будешь думать любовно, нетолько о тѣхъ, съ к[оторыми] живешь и съ к[оторыми] встрѣчаешься, но о тѣхъ, о комъ слышишь, читаешь, о живыхъ и умершихъ. Можно пріучить себя къ этому. И тогда какая радость!

2) Предстоящая намъ нетолько въ старости, но всякую минуту смерть показываетъ намъ, что нельзя жить для себя. Какже жить для себя? того себя, к[оторый] всякую минуту понемногу уходитъ и всякую минуту можетъ совсѣмъ уйти. Это все равно, что устроить для себя передъ своимъ домомъ на852 плывущемъ по теченію плоту театръ, кот[орый] съ плотомъ можетъ сейчасъ потонуть и во всякомъ случаѣ навѣрное скоро уплыветъ изъ вида. Такъ что жить для себя никакъ нельзя; можно жить только для людей, для всего міра или для Бога. А жить для всего міра и значитъ жить для Бога, а жить для Бога значитъ жить для853 міра.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы