Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

Ц[арство] Б[ожіе] внутрь васъ есть. Я пишу сочиненіе и хочу его распространить. Оно погибаетъ. Мнѣ кажется, что все мое усиліе пропало. Неправда. То, что въ тебѣ выработалось во время писанія, или даже въ покорности, съ к[оторой] ты принялъ пропажу сочиненія, это неизвѣстнымъ тебѣ путемъ передастся кому-то или какъ-то сдѣлаетъ, что должно, и будетъ гораздо важнѣе твоего сочиненія. Чѣмъ яснѣе видишь конечный результатъ твоей дѣятельности, тѣмъ она ничтожнѣе.

Нынче 18 Февр. 1906. Я. П.

Все время, т. е. съ 10-го, былъ въ тяжеломъ (физически) настроеніи, но на душѣ очень хорошо. Все не теряю настроенія жизни только для Бога, для преумноженія даннаго (таланта). Письма отъ дочерей и письма отъ Шеерм[ана] и Токи-Томи очень пріятныя. Был[и] Сер[ежа] и Андр[юша], и слава Богу. Много есть что записать и, кажется, стоющее того. Все исправляю «За что». Медленно, но становится сноснѣе. Записать:

1) Когда сердишься на кого нибудь, то обыкновенно ищешь оправданіе своему сердцу, приписывая или замѣчая все только дурное въ немъ. И этимъ усиливаешь свое недоброжелательство и связанное съ нимъ страданіе. А надо совсѣмъ напротивъ: чѣмъ больше сердишься, тѣмъ внимательнѣе искать все хорошее въ немъ, все, что оправдываетъ его, и тогда нетолько ослабишь свое сердце и связанное съ нимъ страданіе, а напротивъ, почувствуешь доброжелательство и радость.

2) То, что мы называемъ жизнью, есть постепенное обнаруженіе для насъ, посредствомъ времени, скрытой отъ насъ827 цѣльности своей личности и доступной намъ жизни міра. — Посредствомъ времени открывается намъ все наше существо и вся связанная съ нами жизнь міра. (Ну, какъ бы сказать?) Безъ времени я въ молодости, положимъ, до 16 лѣтъ, былъ бы только кусочекъ самаго себя, теперь я уже почти весь я, а когда буду умирать, буду весь я: сознаю себя всего. И міръ, какъ я зналъ его (скажемъ) до 48 года, былъ нѣчто совсѣмъ другое, чѣмъ то, что я теперь разумѣю подъ жизнью міра. Конечно, и я, когда умру, все таки буду сознавать только кусочекъ всего себя, и также и съ тѣмъ, что я познаю изъ жизни міра. Когда понялъ это, понялъ, что въ этомъ все большемъ и большемъ просвѣтленіи и расширеніи какъ отдѣльнаго сознанія, такъ и сознанія міра состоитъ жизнь и твоя и жизнь міра и что къ этому она идетъ помимо твоей воли, то понятно, что самое лучшее, что я могу дѣлать, это то, чтобы самому стремиться къ этому просвѣтленію, расширенію, что самое лучшее, спокойное, радостное это то, чтобы самому содѣйствовать тому, что дѣлается помимо тебя: грести, плывя по теченію.

3) Зачѣмъ это дѣлается? невольно спрашиваешь себя. Какая цѣль этого просвѣтлѣнія сознанія личнаго и сознанія міра? Вопросъ этотъ человѣческій, т. е. свойственъ существамъ, живущимъ во времени (причина и слѣдствіе вѣдь возможны828 только во времени). Для людей что-то совершается, и естествененъ вопросъ: что будетъ изъ совершенія. Для Бога же все совершилось или не начало совершаться, а все есть. Движеніе во времени и вытекающіе изъ него вопросы: зачѣмъ, почему, свойственны только слабости человѣческой.

4) Урусовъ особенно любилъ слова: не любящій не имѣетъ жизни вѣчной, пребывающей въ немъ. И еще сильнѣе слова: «пребывающій въ любви пребываетъ въ Богѣ, и Богъ въ немъ». Нынче особенно сильно и ново понялъ значеніе этихъ словъ въ связи съ тѣмъ обычнымъ, свойственнымъ большинству людей, представленіемъ о любви, состоящей въ томъ, чтобы дѣлать пріятное людямъ и получать отъ нихъ за это любовь. Любовь, пребывающая въ насъ, или наше пребываніе въ любви означаетъ не наши поступки, а наше душевное состояніе, изъ кот[ораго] могутъ вытекать поступки, пріятные другимъ и вызывающіе ихъ любовь, и наоборотъ. Въ каждомъ столкновеніи съ міромъ, когда, поступая по божьи, [человѣкъ] вызываеть829 огорченіе, недоброжелательство людей, можно поступить по мірски: уступить людямъ, не сдѣлать по божьи и тѣмъ избавиться отъ причиненія огорченія и недоброжелательства и вмѣстѣ съ тѣмъ невольно упрекать и не любить тѣхъ людей, к[оторые] были причиной отступленія отъ требованій совѣсти и Бога; и поступить по божьи: исполнить то, что требуетъ совѣсть и Богъ, какія бы это не вызвало огорченія и недоброжелательство, но самому пребывать въ любви къ этимъ людямъ, понимать, оправдывать и любить ихъ. Вообще за правило надо поставить себѣ то, чтобы пребывать въ любви къ людямъ, главное — въ мысляхъ и чувствахъ своихъ, когда ты одинъ, для того, чтобы чувство это утвердилось и не изчезло при общеніи съ ними. Это можно. И очень легко и радостно и плодотворно. Я немного уже испыталъ это. До сихъ же поръ я поступалъ обратно, и выходило то, что я не исполнялъ то, что требовала совѣсть, и воспитывалъ въ себѣ недобрыя чувства къ людямъ и, странное дѣло, своими уступками въ нихъ же вызывалъ не добрыя чувства. Это я испыталъ въ передачѣ имѣнья.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы