Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

Продолжается нездоровье — слабость, апатія и нынче даже особенно дурное расположеніе духа. Сейчасъ чуть было не огорчился зa споръ на Таню. Съ утра разстроила867 то прекрасное настроеніе, въ к[оторомъ] я всталъ, какая-то глупая старушка, разсказывавшая мнѣ про видѣнія, свои воспоминанія и про то, что меня ненавидятъ и ругаютъ на ст[анціи] Козловкѣ. Это, къ стыду моему, очень огорчило, гнетуще подѣйствовало на меня. Прочелъ Кр[угъ] Чт[енія] на 18 Мар[та] какъ разъ на эту тему. Да, надо благодарить Бога за это, за то, что провѣряетъ меня, мою жизнь въ Богѣ. Очень все слабъ я. Въ утѣшеніе могу сказать только то, что временами, а не всегда. Былъ Фельтенъ. Мне скорѣе непріятно, чѣмъ пріятно, распространеніе моихъ сочиненій. Нынче поправилъ: Революціонеры. Записать немногое, но, какъ думается, очень важное. Едва ли осилю теперь. Лучше до вечера, е[сли] б[уду] ж[ивъ].

19 Мар. 1906. Я. П.

Тоже дурное, тяжелое состоян[iе]. Борюсь съ нимъ. Кажется, побѣдилъ чувство недоброты, упрека людямъ, но апатія все таже. Ничего не могу работать. — Вчера ѣздилъ верхомъ и все время спорилъ самъ съ собой. Слабый, дрянной, тѣлесный, эгоистич[ескій] человѣкъ говоритъ: все скверно, а духовн[ый] говоритъ: врешь, прекрасно. То, что ты называешь сквернымъ, это то самое точило, безъ кот[ораго] затупилось, заржавило бы самое дорогое, что есть во мнѣ. И я такъ настоятельно и увѣренно говорилъ это, что подъ конецъ побѣдилъ, и я вернулся домой въ самомъ хорошемъ настроеніи.

Еще огорчался на то, что поступилъ дурно, согрѣшилъ (съ соціалъ демокр[атомъ] и съ Т[аней]), и съ успѣхомъ отвѣтилъ себѣ, что я не брался быть безгрѣшнымъ, что безъ грѣха нельзя быть, но брался и долженъ браться за то, чтобъ избавляться отъ грѣха, и это успокоило меня. Да, все возвращаешься къ старому, къ давно извѣстному, къ тому, что все въ табѣ, какъ говорилъ Сютаевъ, и вся жизнь въ настоящемъ. Какъ только станешь думать о томъ, что внѣ тебя, объ ожидаемыхъ послѣдствіяхъ или о прошедше[мъ], такъ пропалъ.

Только бы нетолько помнить, но жить жизнью внутренней, съ Богомъ, и нѣтъ несчастій, и все радость. Но жить-то надо внутренней жизнью такъ, чтобы868 исполненіе ея требованій было нужно, необходимо также, какъ необходимы требованія жизни тѣлесной (голодъ). Пища моя въ томъ, чтобы творить волю пославшаго. Великое слово — сравненіе, чтобъ духовное дѣланіе было также настоятельно необходимо, какъ пища. Записать надо. (Послѣ.)

1) Думалъ о томъ, что пишу я въ дневникѣ не для себя, а для людей — преимущественно для тѣхъ, к[оторые] будутъ жить, когда меня, тѣлесно, не будетъ, и что въ этомъ нѣтъ ничего дурнаго. Это то, что,869 мнѣ думается, что отъ меня требуется. Ну, а если870 сгорятъ эти дневники? Ну, чтожъ? они нужны, можетъ быть, для другихъ, а для меня навѣрное — не то что нужны, а они — я. Они доставляютъ мнѣ — благо.

2) Наука есть ничто иное, какъ собранныя и систематизированныя наблюденія. Вопросъ, надъ чѣмъ дѣлаются эти наблюденія? Кромѣ различія между наблюденіями871 ненужными и нужными,872 мелочными и важными, есть два главныя различія наблюденій: наблюденія надъ матерьяльными и надъ духовными явленіями. Наблюденія матерьяльныя только констатируютъ явленія, показывая, что есть то, что есть; наблюденія же духовныя даютъ руководство въ жизни, показываютъ, что такіе поступки даютъ такія, а другія — другія послѣдствія. (Совсѣмъ плохо, а б[ыло] хорошо въ мысли.)

3) Вспомнилъ, какъ безрукій человѣкъ разсказывалъ мнѣ о томъ, что онъ не можетъ873 заснуть до тѣхъ поръ, пока воображаемые пальцы на874 отсутствующей рукѣ не сложатся въ кулакъ, и что никакія личныя усилія не875 могутъ содѣйствовать этому. Неужели тоже и съ дурнымъ расположеніемъ духа, и надо только терпѣливо ждать, когда душа сложится въ покойное состояніе? И да и нѣтъ. Заставить себя работать духовно — не могу. Но быть довольнымъ своимъ положеніемъ — могу, очень могу.

4) Записано: какъ молитва настоящая только уединенная — одинъ съ Богомъ, такъ и дѣятельность настоящая только та, гдѣ мотивъ ея извѣстенъ одному Богу, т. е. никому.

5) Думалъ о томъ, что такое инерція. Не есть ли это признаніе измѣняемости наблюдателя? (Совсѣмъ неясно.)

6) (Очень казалось мнѣ важнымъ.)

Помню, Страховъ (Н[иколай] Н[иколаевичъ])показывалъ мнѣ какую-то матерьялистическую книгу, объяснявшую душевную жизнь876 клѣточекъ, въ кот[орой] для877 недостающаго объясненія вводилось понятіе воспоминанія, какъ явленіе самое простое и вполнѣ понятное. Помню, что и тогда нелѣпость этого введенія самаго таинственнаго для объясненія самаго простого поразила меня, теперь же уже вполнѣ понялъ, что такое воспоминаніе, память.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы