Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

1) Эпиктетъ говорить: ты не сердишься на слѣпого за то, что онъ не видитъ... Да, но трудно не сердиться, когда слѣпой увѣренъ, что онъ видитъ, а что ты слѣпой, и тянетъ тебя въ яму. Надо не итти за нимъ, но всетаки сердиться не зачѣмъ.

2) Слѣдующее уже записано — о томъ, почему каждый человѣкъ бываетъ несокрушимо самоувѣренъ? Отъ того, что онъ можетъ быть совершенно правъ, живя своей божествен[ной] природой, и онъ переноситъ права своей божественной природы на свою животную личность. —

3) Самоувѣренны несокрушимо бываютъ двѣ крайности: совсѣмъ животные люди и совсѣмъ святые.

————————————————————————————————————

4) Сначала записано такъ: Мы по слабости своихъ познавательныхъ способностей не можемъ видѣть міръ, какой онъ есть, а видимъ его только раскрывающимся во времени, и намъ кажется, что мы живемъ во времени. (Это хорошо.)

5) Все уже есть, и я ничего не могу измѣнить. Одно могу: m’adopter à la volonté de Dieu.908 Отъ того, что я поступлю такъ или иначе, міръ не измѣнится. Будетъ то, что должно быть, и то, что мнѣ кажется измѣненіемъ, не есть измѣненіе для міра, для Бога. Все, что я могу, это то, чтобы, соединившись съ волею Бога, получить то благо, к[оторое] дано мнѣ, или лишиться его.

6) Человѣкъ спрашиваетъ: буду ли я? — Слейся съ волею Бога, и не будетъ вопроса, п[отому] ч[то] не будетъ будущаго. (5).

7) (Къ 5-му). Все уже есть, и потому не можетъ быть измѣнено мною: Есть русская дума и все то, что отъ нее и послѣ нее произойдетъ. Тѣ измѣненія, кот[орыя] я могу сдѣлать, совершатся только тогда, когда они будутъ совпадать съ волею Бога; все же, несогласное съ нею, не совершится. Мнѣ кажется (во времени), что произойдутъ перемѣны отъ того, что я убью Дубасова или напишу воззваніе, призывающее людей къ христ[iанской], доброй жизни, но перемѣ[ны] никакой во внѣшнемъ мірѣ, для безвременнаго созерцанія, не будетъ. Дуб[асовъ] или не будетъ убитъ, или на мѣсто его будетъ Кубасовъ, и то, что я напишу христ[iанское] воззван[iе], тоже ничего не измѣнитъ, п[отому] ч[то] оно будетъ написано, или, скорѣе, то, что я хочу написать, войдетъ въ души людей и будетъ руководить ими. То же, что одно, судя временно909 и лично, будетъ раньше или позже, т. е. при другихъ временныхъ [условіяхъ], не измѣнитъ сущности дѣла. (4).

8) Я никогда хорошенько не понималъ того, что Платонъ разумѣлъ подъ идеями. Не есть ли это тѣ отдѣленныя отъ Всего существа, изъ к[оторыхъ] я знаю несомнѣнно себя и по себѣ и другія такія же отдѣленныя существа. — Самъ для себя я кажусь совершенно особенное, отдѣльное существо, но другихъ людей я смѣшиваю въ своемъ сознаніи (то, что я называю типомъ, характеромъ), смѣшиваю910 въ сновидѣніяхъ, гдѣ въ одномъ лицѣ соединяются нѣсколько. Такъ и себя я только ошибочно считаю особеннымъ, однимъ: я въ себѣ ношу911 много духовныхъ существъ. (Неясно.)

9) Мы живемъ заднимъ числомъ. Это значитъ то, что все, что намъ кажется, что должно совершиться (и все, что намъ кажется, что уже совершилось), все это912 не было, не будетъ, а есть. Мы только переживаемъ то, что есть, какъ видимъ свѣтъ звѣзды, только теперь доходящій до насъ. Наше проявленіе во времени и сознаніе жизни дано намъ затѣмъ (если разсуждать, какъ обыкновенно, о Богѣ), чтобы мы могли пользоваться благомъ. Весь міръ (Богъ) есть, и всѣ существа въ Немъ сознаютъ жизнь, радуются жизни, благодаря иллюзіи времени. (5).

10) Спрашиваютъ: зачѣмъ страданія? Надо спрашивать: отъ чего страданія? Страданія отъ того, что въ человѣка вложено, во 1-хъ, сознаніе своего единства съ Богомъ и со всѣмъ существующимъ, и во 2-хъ, стремленіе къ благу — къ благу Всего. Когда же человѣкъ достигъ до сознанія своего единства со Всѣмъ и вмѣстѣ съ тѣмъ ищетъ блага себя однаго, онъ вмѣсто блага получаетъ и производитъ страданія. Страданія показываютъ человѣку, что его благо есть благо всѣхъ. Благо же всѣхъ достигается однимъ средствомъ: любовью. —

Любовь есть соединеніе сознанія единства Всего и стремленія къ благу.

11) Вчера живо, ясно пришелъ въ голову вопросъ, что такое число? Число — собран[іе] единицъ. Что такое единица?

Кажется очень просто. А между тѣмъ это одинъ изъ самыхъ глубокихъ вопросовъ. Я думаю, что единица — это отвлеченіе отъ сознанія отдѣленности отъ Всего. Объ этомъ подумаю.

(Изъ ночной книги.)913

12) Нынче тоже ясно пришла мысль о томъ, что то свойство людей передавать власть, право насилія, другимъ не есть черта добрая и христіанская, и что поэтому плоды ея: насилія, убійства — грѣхи еще худшіе, чѣмъ при личномъ участіи. Это очень важно.

13) Записано такъ: движеніе есть отношеніе существъ во времени. Понимаю это такъ: міръ въ каждый моментъ914 настоящего915 иной, чѣмъ въ предшествующей и слѣдующій моментъ. Эти перемѣны и есть движ[еніе]. (Совсѣмъ не ясно.)

14) Мнѣ нужно два главныя дѣла: равнодушіе къ мнѣнію людей о моихъ поступкахъ и доброе отношеніе ко всѣмъ людямь и существамъ. И оба сходятся въ одномъ: въ служеніи Богу.

15) Самоувѣренность свойство животнаго; нерѣшительность, робость — человѣка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы