ПСС. Том 56. Дневник, записные книжки и отдельные записи, 1907-1908 гг.

«Читая каждый день о предстоящем юбилее в честь вас, я положительно поражаюсь тому, что вы, человек одаренный разумом (этого я от вас отнять не могу), до сих пор не проверили вашу совесть, против которой вы действовали полвека, и теперь, находясь уже на склоне вашей жизни, вы еще, как видно, самодовольно прочитываете и выслушиваете ту суматоху недалеких людей, которые в состоянии повторять только чужие слова, в том числе и ваши, но те люди, повторяю, недалекие, поэтому я оставляю их в покое, а вас оставить не могу потому, что в каждом человеке существует совесть, то неужели самообольщение берет верх над здравым рассудком, неужели ваша совесть заснула настолько, что не пробудится и к последнему моменту вашей жизни? Если так, то это будет очень печально, что человек, одаренный дорогим разумом от бога, сделал столько зла, что является почти главным виновником нравственного падения своего дорогого отечества и теперь еще кичится тем, что ему, т. е. тебе, хотят создать вечную славу. Но помни, смертный, что вечной славы тебе не будет, проснутся русские люди и создадут тебе вечное проклятие зa то, что ты первый подорвал дух религии, ты первый подорвал нравственность нашей молодежи, ты первый нарушил счастье семейных очагов, ты первый проповедывал о безбрачии, и всё это тобою достигнуто, и без сомнения известно, что масса невинных жертв влачат жалкое существование в роде Кати из твоего «Воскресения», и теперь на старости лет ты еще готовишься встать своей дряхлой ногой на пьедестал созданной тобою мерзости.

«Проснись, окаянный, пока еще не поздно, иначе тебя ждет вечное проклятие, покайся перед всем миром, и тогда только примет твое раскаяние всемогущий бог.

«В заключение скажу последнее, что если в тебе была когда-либо совесть разумного человека, то сбрось свою маску (лапти и рубаху) и, прочитав это письмо, не бросай его с негодными бумагами, а отправь в редакцию выдающихся изданий и сам должен просить, чтобы оно полностью было напечатано для того, чтобы судил весь мир истинно верующих людей, а не развращенных тобою, это очистит твою совесть. К. Воинов Разумов».

267.111^4—6. Хочу..... высказаться. — Толстой воспользовался полученным им «ругательным» письмом (таких было несколько) по случаю его предстоящего юбилея для того, чтобы постараться прекратить всякую общественную деятельность, связанную с его чествованием. 25 марта 1908 г. в Ясную поляну приехал член «Комитета почина», старый друг семьи Толстых, бывший прокурор, затем председатель Тульского окружного суда, а в то время председатель Московского окружного суда Николай Васильевич Давыдов. Толстой тогда же продиктовал и передал Н. В. Давыдову письмо в редакции газет, в котором говорил, что готовящийся юбилей «чрезвычайно тяжел» для него, главное, потому что «эти готовящиеся чествования даже при своем приготовлении вызывают в большом количестве людей самые недобрые чувства» к нему. (См. это письмо в сборнике «Письма Л. Н. Толстого», собранные и редактированные П. А. Сергеенко, изд. «Книга». М. 1910, стр. 325—326.) Письмо было прочтено Н. В. Давыдовым на заседании Общества любителей российской словесности, имевшего намерение устроить торжественное заседание в честь восьмидесятилетия Толстого, после чего «Комитет почина» опубликовал в петербургских и московских газетах следующее заявление:

«Члены комитета почина учредили его, считая необходимым сорганизовать желающих чествовать восьмидесятую годовщину рождения великого писателя и выразить ему в этот день любовь и благодарность многих миллионов его восторженных почитателей.

«В ответ на первое же оповещение. положительно со всех концов России и из-за границы стали поступать заявления о желании участвовать, предложения программ, услуг и пожертвований.

«Представители прессы, объединившись в бюро, члены которого вошли в состав комитета, испросили разрешение надлежащей власти созвать всероссийский съезд печати для обсуждения вопросов, связанных о участием печати в чествовании Л. Н. Толстого.

«Москва учредила отделение комитета и стала вырабатывать программу чествования. Многие провинциальные города последовали ее примеру. Заявления поступали не только из соседних европейских стран, но и от самых отдаленных народов других частей света, из Индии, Канады, Японии, Новой Зеландии. При личных переговорах в Берлине, Лондоне и Париже всюду встречено не только горячее сочувствие идее комитета почина, но полная готовность немедленного активного содействия. В организационные комитеты намечались самые громкие и популярные имена. Приглашения не только не встретили ни одного отказа, но самые занятые, маститые литераторы, художники, ученые сами настаивали на своем участии.