ПСС. Том 58. Дневники и записные книжки, 1910 г.

25 Окт. Всталъ оч|ень] рано, но все таки ничего не дѣлалъ. Ходилъ въ школу и къ Прокоф[ію], поговорилъ съ его сыномъ отданнымъ въ солдат[ы]. Хорошій малый, обѣщалъ не пить. Потомъ немного о Соціализмѣ. Ѣздилъ въ школу съ Альмед[ингенъ] и потомъ съ Душаномъ далеко. Вечеромъ читалъ Montaign'a. Пріѣхалъ Сережа. Онъ мнѣ пріятенъ. С[офья] А[ндреевна] все также тревожна.

26 Ок. Видѣлъ сонъ. Грушенька, романъ, будто бы,^[340] Ник. Ник. Страхова. Чудный сюжетъ. Написалъ письмо Ч[ерткову]. Записалъ дл[я] О соц[іализмѣ]. Написалъ Чуковско[му] О смертн[ой] казни. Ѣздилъ съ Д[ушаномъ] къ М[арьѣ] А[лександровнѣ]. Пріѣхалъ Андрей. Мнѣ оч[ень] тяжело въ этомъ домѣ сумашедшихъ. Ложусь.

27 Ок. Всталъ оч[ень] рано. Всю ночь видѣлъ дурные сны. Хорошо ходилъ. Дома письма. Немного работалъ надъ письмомъ къ N. и О С[оціализмѣ], но нѣтъ умственной энергіи. Ѣздилъ съ Душаномъ. Обѣдъ. Чтеніе Сютаева. Прекрасное письмо хохла къ Ч[ерткову]. Поправлялъ Чуковскому. Записать нечего. Плохо кажется, а въ сущности хорошо. Тяжесть отношеній все увеличивается.^[341]

28 Окт. [Оптина пустынь.] Легъ въ половинѣ 12. Спалъ до 3-го часа. Проснулся и опять, какъ прежнія ночи, услыхалъ отворяніе дверей и шаги. Въ прежнія ночи я не смотрѣлъ на свою дверь, нынче взглянулъ и вижу въ щеляхъ яркій свѣтъ въ кабинетѣ и шуршаніе. Это С[офья] А[ндреевна] что то разъискива[етъ], вѣроятно читаетъ. Наканунѣ она просила, требовала, чтобъ я не запиралъ дверей. Ея обѣ двери отворены, такъ что малѣйш[ее] мое движеніе слышно ей. И днемъ и ночью всѣ мои движенья, слова должны быть извѣстны ей и быть подъ ея контролемъ. Опять шаги^[342] осторожно отпираніе двери и она проходитъ. Не знаю отъ чего, это вызвало во мнѣ неудержимое отвращеніе, возмущеніе.Хотѣлъ заснуть, не могу, поворочался около часа, зажегъ свѣчу и сѣлъ. Отворяетъ дверь и входитъ С[офья] А[ндреевна], спрашивая «о здоровьѣ» и удивляясь на свѣтъ у меня, к[оторый] она видитъ у меня. Отвращеніе и возмущеніе растетъ, задыхаюсь, считаю пульсъ: 97. Не могу лежать и вдругъ принимаю окончательное рѣшеніе уѣхать. Пишу ей письмо, начинаю укладывать самое нужное, только бы уѣхать. Бужу Душана, потомъ Сашу, они помогаютъ мнѣ укладываться. Я дрожу при мысли, что она услышитъ, выйдетъ — сцена, истерика, и ужъ впредь безъ сцены не уѣхать. Въ 6-мъ часу все кое какъ уложено; я иду на конюшню велѣть закладывать; Душ[анъ], С[аша], В[аря] доканчива[ютъ] укладку. Ночь — глазъ выколи, сбиваюсь съ дорожки къ флигелю, попадаю въ чащу, накалываясь, стукаюсь объ деревья, падаю, теряю шапку, не нахожу, насилу выбираюсь,^[343] иду^[344] домой,^[345] беру шапку и съ фонарикомъ добираюсь до конюшни, велю закладывать. Приходятъ С[аша], Д[ушанъ], В[аря]. Я дрожу, ожидая погони. Но вотъ уѣзжаемъ. Въ Щекинѣ ждемъ часъ, и я всякую минуту жду ея появления. Но вотъ сидимъ въ вагонѣ, трогаемся, и страхъ проходитъ, и поднимается жалость къ ней,^[346] но не сомнѣніе, сдѣлалъ ли то, что должно. Можетъ быть ошибаюсь, оправдывая себя, но кажется, что я спасалъ себя, не Л[ьва] Н[иколаевича], а спасалъ то, что иногда и хоть чуть чуть есть во мнѣ. Доѣхали до Оптиной. Я здоро[въ], хотя^[347] не спалъ и почти не ѣлъ. Путешест[віе] отъ Горбачева въ 3-мъ, набитомъ рабочимъ народомъ, вагонѣ оч[ень] поучительно и хоро[шо], хотя я и слабо воспринималъ. Теперь 8 часовъ, мы въ Оптиной.

29 Окт. [Оптина пустынь — Шамардино]. Спалъ тревожно, утромъ Алеша Серг[ѣенко]. Я, не понявъ, встрѣтилъ его весело. Но привезенныя имъ извѣстія ужасны. С[офья] А[ндреевиа], прочтя письмо, закричала и побѣжала въ прудъ. Саша и Ваня побѣжали за ней и вытащили ее. Пріѣхалъ Андрей. Они догадались^[348] гдѣ я, и С[офья] А[ндреевна] просила А[ндрея] во что бы то ни стало найти меня. И я теперь, вечеръ 29, ожидаю пріѣзда А[ндрея]. Письмо отъ Саши. Она совѣтуетъ не унывать. Выписала психіатра и ждетъ пріѣзда Сер[ежи] и Тани. Мнѣ очень тяжело было весь день, да и физически слабъ. Гулялъ, вчера дописалъ замѣтку въ Рѣчь о смерт[ной] Казни. Поѣхалъ въ Шамардино. Самое утѣшительное, радостное впечатлѣніе отъ Машеньки, несмотря на ея разсказъ о «врагѣ», и милой Лизаньки. Обѣ понимаютъ мое положеніе и сочувствуютъ ему. Дорогой ѣхалъ и все думалъ о выходѣ изъ моего и ея положенія и не могъ придумать никаког[о], a вѣдь онъ будетъ, хочешь не хочешь, а будетъ и не тотъ, к[отор]ый предвидишь. Да, думать только о томъ, чтобы не согрѣшить. А будетъ, что будетъ. Это не мое дѣло. Досталъ у Маш[еньки] Кр[угъ] Чт[енія] и какъ разъ, читая 28, б[ылъ] пораженъ прямо отвѣтомъ на мое положеніе: Испытаніе нужно мнѣ, благотворное мнѣ. Сейчасъ ложусь. Помоги, Г[оспо]ди. Хорошее письмо отъ Ч[ерткова].

30 Ок. Е. б. ж.

[30 октября. Шамардино.] Живъ, но не совсѣмъ. Оч[ень] слабъ, сонливъ, а это дурной признакъ.