Пташка

Несколько мгновений Бьярки взирал на нее с изумлением, словно Гнеда была последним человеком, которого он ожидал здесь увидеть, а потом его взгляд алчно вцепился в девушку, беспокойно пробегая по ее лицу и телу, недоверчиво и тревожно ощупывая всю ее с ног до головы. Его пальцы дернулись, и Гнеде почудилось, что сейчас Бьярки сделает шаг, чтобы дотронуться до нее, но лекарь снова окликнул девушку по имени. Она отвернулась от юноши и тотчас почувствовала, будто отняла руку, протянутую тонущему. Но нужно было спешить. Ее звал Еловит. Ее ждал Стойгнев.

Ивар очнулся от мокрого и теплого прикосновения ко лбу, и первым его порывом было выхватить меч, но руки, кажущиеся чужими, лишь беспомощно поймали воздух.

– Ш-ш-ш, – раздался сверху тихий шепот, и касание повторилось.

Ивар пришел в себя достаточно, чтобы распознать в нем нежность и заботу, но не настолько, чтобы понять, что рядом с ним делает мать, умершая в далеком детстве. Он попробовал открыть глаза, но в расплывающемся мороке сумел разглядеть лишь смутную тень.

– Тише, господин, тише, – настоял ласковый голос.

Ивар хотел спросить, где сарыны, верно ли, что он видел отца, и позвать Кучука, но издал лишь хрипловатый стон.

– Не говори, княжич, прошу тебя, – раздалось с мольбой.

Он знал этот голос.

Ивар сморгнул, и зрение немного прояснилось. Пятно перед ним постепенно собиралось в понятные очертания. Еще несколько движений веками, и из туманного марева возникло встревоженное лицо.

Что девчонка Бьярки делала здесь? Быть может, он в доме Судимира?

Ивар попытался приподняться, и действительность снова стала покидать его, но услужливые руки тут же подхватили княжича и осторожно положили голову на возвышение. Несколько мгновений юноша лежал с закрытыми глазами, выравнивая сбившееся от этих пустяковых усилий дыхание. Он давно не чувствовал себя таким беспомощным, но, кажется, постепенно сознание возвращалось к нему. Ивар снова приоткрыл очи, и взгляд его уперся в разноцветные щиты, висевшие в отцовской гриднице. Кажется, они были здесь еще во времена старого князя, которого он почти не помнил, но отчего-то именно теперь промелькнувшего в мыслях. Старый князь, умерший молодым.

Ивар слабо улыбнулся своим полубредовым думам и повернул голову. На соседней лежанке, беспокойно подрагивая, спал сарын. Значит, все правда. Отец въяве пришел им на помощь, а Кучук, выросший и принявший по обычаю своего народа новое имя, отбил княжича у сородичей.

– Бьярки? – позвал он, силясь посмотреть в другую сторону.

– Судимир забрал его.

Должно быть, Ивар насупился, потому что она поспешила добавить скороговоркой:

– Он в добром здравии, не тревожься.

– Пить, – только и ответил княжич и тут же почувствовал у своих губ прохладную глиняную кромку чаши. Никакое заморское вино не шло в сравнение с простой водой, чистой и сладкой.

Утолив жажду, Ивар отстранился и встретился с глазами девушки, блестящими и перепуганными, как у важенки[129]. Все это странным образом соединялось между собой – щиты на стенах, Кучук и глупая девчонка. Казалось, еще немного, и Ивар поймет что-то важное, ухватит нить, связующую все вместе, но ничего не получалось. Будто бы он искал слово, выскочившее из головы и вертящееся на языке, но оно никак не приходило на ум.

Ивар ощутил, как все перед ним закружилось, и упал на подушки, закрывая глаза. Позже. Он подумает обо всем позже.

Когда княжич распахнул очи, было светло и через изумрудно-зеленую слюду в гридницу впрыгивали веселые солнечные блики. В голове было ясно и легко, и Ивар вдруг задохнулся от радостного ощущения, распиравшего грудь. Он был жив. Он пришел с победой. Он продержался до прихода помощи и спас город.

Тепло разливалось по всему телу. Ивар глубоко вдохнул и почувствовал отголоски незнакомой боли. Верно, он ведь получил смявший броню удар копьем в бок. Ивар нахмурился, припоминая падение с лошади, бой врукопашную, а потом лицо сарынского воина перед собой, зовущего его домашним именем.

Княжич повел глазами, оглядывая гридницу. Людей было порядком, но многие лежанки уже пустовали. Тут и там мелькали скорбные лица вдов, ходивших за ранеными. Лекарь сидел у стола, склонившись над парящим котлом со снадобьем. Взгляд Ивара наткнулся на хрупкую тень возле окна, и сердце сделало неожиданный скачок. Княжич вспомнил темные тревожные очи и мягкие прикосновения. Девушка стояла, обняв себя руками, и в задумчивости разглядывала оружие, висевшее на стене.

Наверное, Бьярки можно было понять. В ней что-то цепляло. Внутренняя сила и в то же время беззащитность. Смелость и одновременно уязвимость. Строгая, скупая красота. Как горный вереск, она терялась со своей простотой и безыскусностью в сравнении с изящными цветами, но лишь вереск мог пробиться из-под снега и пронести свои незамысловатые искорки сквозь лютые морозы.

– Вижу, тебе, наконец, надоело спать, – раздался рядом хрипловатый голос.

– Кучук! – радостно воскликнул Ивар, резко поворачиваясь к побратиму, и тут же наказанный за свою поспешность пронзительной болью.