Пташка

– Не зови меня больше так, – засмеялся кочевник, и улыбка разом превратила незнакомого степного воина в его маленького побратима. Казалось, только она не изменилась под влиянием минувших зим. – Я давно уже не щенок.

– Сонкур, – исправился Ивар. – Я в долгу перед тобой, брат мой.

– Ты сам знаешь, что это не так, – покачал головой сарын. – Когда-то ты дал мне больше, чем жизнь. Ты вернул мне свободу.

– Зачем ты пошел на Залесье? – с упреком спросил княжич.

Сонкур горько усмехнулся, сложив руки на груди.

– Много лун назад твой отец и его люди убили моего брата, схватили за косы мою мать, связали нас и как скот пригнали в этот деревянный город, где даже звезды чужие. Я был совсем мальчишкой, но до сих пор помню свои сны о степи, виденные в плену. – Сонкур помрачнел и отвернулся. – Наши люди издревле воевали друг против друга. Не мы с тобой это начали, не нам и заканчивать. Я собрался жениться, мне были нужны лошади и рабы, и я отправился с Тарсуком. И сделал бы это вновь.

– Оставайся у меня, – горячо воскликнул княжич. – Живи в моем доме! Я дам тебе рабов и всего, что пожелаешь. Иначе однажды мы убьем друг друга. Я не хочу этого.

– Нет, Ивар, – возразил сарын. – Если над моей головой нет тундука[130], я не могу назвать это место домом. И потом, – он улыбнулся, – я хочу вернуться в степь, к моей невесте.

Ивар усмехнулся. Он всегда считал привязанность неподобающей слабостью. На свете существовали незыблемые вещи, но это явно не относилось к женщинам. Сам не зная отчего, он посмотрел на Гнеду, которая склонилась над одним из раненых, и взгляд княжича не укрылся от побратима.

– Берегись, ее руки пахнут евшаном[131], – шутливо заметил Сонкур, и Ивар наморщил лоб, собираясь спросить, что тот имеет в виду, когда двери распахнулись и на пороге возник Судимир. Отрывистыми быстрыми шагами он уверенно направился к княжичу, и Ивар понял, что кормилич не в первый раз навещает его.

– Хвала Небесам! – с облегчением воскликнул боярин, останавливаясь возле Ивара и обдавая его знакомым с детства и защемившим грудь запахом усадьбы. – Ты наконец пришел в себя! Князь будет счастлив получить добрые вести.

Ивар хмыкнул, приподняв одну бровь.

– Князь предпочитает получать вести из вторых рук?

Он намеревался скрыть свою боль ядом, но вместо этого прозвучал как жалкий обиженный мальчишка.

– Не будь несправедлив к отцу, – сурово возразил Судимир и понизил голос. – Он совсем нездоров и не покидает своих покоев. – Боярин наклонился к самому уху княжича, так, чтобы их не могли услышать посторонние. – Это случится скоро, Ивар. Ты должен быть готов.

30. Мед и полынь

Гнеда медленно ехала по опушке леса, напряженно вглядываясь в заросли и время от времени издавая призывный свист, но тщетно. Она не видела Злого с конца зимы, а нынче на исходе был уже березозол. Должно быть, он улетел или, того хуже, вовсе не пережил морозов. Девушка безуспешно искала птицу уже несколько дней, не желая признавать, что ее маленький друг потерян безвозвратно.

Душа полнилась смятением и неизвестностью, и Гнеда отчаянно цеплялась за то последнее, что связывало ее с порой, когда жизнь была проста, понятна и честна. Девушке чудилось, что стоит отыскать пустельгу, и она приблизится, хотя бы в мыслях, к Айфэ, по чьему надежному, верному плечу Гнеда так тосковала, и все сразу встанет на свои места.

Наверное, стоило радоваться, ведь последние седмицы, полные страшных испытаний, наконец минули. Город, там, где он пострадал, отстраивался заново, и на месте звучавшего плача нынче раздавался веселый смех и стук топоров. Павшие были упокоены, раны залечены. Но вместо того чтобы испытывать облегчение, Гнеда чувствовала, что завязла, будто птица в кляпцах[132].

Месть, приведшая девушку в Стародуб, теперь была окончательно забыта. Как Гнеда ни старалась, у нее не получалось считать врагом больного, измученного человека, бросившего последние силы на защиту своих людей. Девушка никогда не знала ни мать, ни отца, погибших по вине Войгнева, но перед ней была Славута, которая, не помня себя от счастья, обнимала ноги мужа, вернувшегося живым благодаря князю. Перед ней были дети, не ставшие добычей диких степняков. Гнеда видела благодарность людей своему правителю, не оставившему их в беде. Хуже того, она сама разделяла эти чувства.

Другой же причиной раздрая в душе Гнеды был Стойгнев. Разве могла она помыслить о том, чтобы поднять руку на его отца? Сама выросшая в горьком сиротстве, желала ли она подобной участи другому? И не просто другому, а человеку, который занимал ее мысли и сердце.