Пташка

– Мой дед – князь, могущественный, властный и богатый человек, и мое место подле него. Бран тоже принадлежит к княжескому роду, мы объединимся, и, когда придет время, он возведет меня на престол. Конечно, я хотела Стойгнева, но не всем желаниям суждено сбыться. Тебе ли не знать.

Какая-то часть Гнеды извращенно упивалась тем, как менялось выражение лица Бьярки, пока она медленно, с оттягом вытаптывала самое лучшее в нем. Кидала грязь горсть за горстью в чистый, заповедный родник.

– Бран вытащил меня из темницы. Он снял с меня цепи. – Гнеда резко отодвинула рукав, поднимая до сих пор обезображенное запястье к глазам Бьярки, и он дернулся, невольно отступая на полшага. – Где ты был, когда я висела там, раздетая, униженная, оболганная? – крикнула она. – Ты обещал вернуться за мной и не пришел!

– Прости, – непослушным голосом проговорил Бьярки, но Гнеду было уже не остановить.

– Простить? Думаешь, я смогу тебя простить? Думаешь, я в самом деле забыла все то зло, что ты причинил мне? Забыла, как ты измывался надо мной? Как глумился над моей простотой и бедностью? – Слова выскакивали безо всякого усилия, и Гнеда с болезненным удовлетворением видела, что каждое из них влетает в Бьярки словно нож. – Как ты каждый раз показывал мне на мое место? Как лапал меня, будто свою рабыню? Боярский сынок, напавший на беззащитную девчонку, за которую некому было заступиться! Трус! О, я помню каждый твой смешок, каждую унизительную кличку, которой ты наградил меня!

По лицу Бьярки прошла судорога, словно она хлестнула его плетью.

– Я никогда не прощала тебя, боярин. – Гнеда ненавидяще скривила губы, но он вдруг схватил ее за плечи, сжимая вырывающиеся руки так, чтобы она не смогла двинуться.

– Нет! Ты ждала в холодной, ждала меня! Я знаю, – горячо шептал он, беспорядочно мечась глазами по ее лицу, безуспешно пытаясь найти хоть какой-нибудь след той Гнеды, из клети. – Это не было притворством! Не могло быть. Я знаю…

– Ждала? Тебя? – засмеялась Гнеда, перестав сопротивляться и спокойно встречая его взор. – Я просто хотела выбраться, и неважно, какой ценой. Да я бы Жуку на шею повесилась, приди за мной он. Твоя любовь мне постыла, боярин, разве ты сам не видишь? Она душит меня, словно повилика! – Девушка легко сбросила с себя больше не державшие ее руки Бьярки и отступила в сторону. – И теперь ты преследуешь меня и смеешь предлагать даже не боярский терем, а изгнание, нищету и забвение? Мне, княжеской дочери!

Бьярки сделал шаг назад и оступился, беспомощно пытаясь ухватиться за пустоту, с трудом удерживая равновесие. На нем не было лица.

– Да я вижу, ты сейчас расплачешься, маленький Медвежонок, – усмехнулась Гнеда с наигранным сочувствием, из последних сил сдерживая дрожь, начавшую колотить тело. – Знаешь, ты и в подметки не годишься своему побратиму. Уж он-то никогда не стал бы размазней из-за какой-то девки. – Она презрительно хмыкнула. – Уходи. Ты был прав с самого начала, ненавидя меня. Возвращайся к своему князю. Я пришлю ему весть, когда Ардглас присягнет мне.

Бьярки сделался настолько бледным, что его кожа казалась не ярче снега, все сильнее заходившегося в сумасшедшем хороводе вокруг них. Юноша смотрел на Гнеду так, словно она была страшным, непобедимым чудовищем, о которое сломались все его копья и затупился меч. Которое разбило вдребезги его щит, вспороло броню и теперь, нанеся злые, кровавые раны, зачем-то отпускало, не добив.

Даже вьюга, и та, казалось, была против него. Замирая у ног Гнеды, она подло, неожиданно срывалась, швыряя в лицо Бьярки ледяную крошку.

Он опустил глаза и, неловко развернувшись, двинулся назад, пошатываясь, увязая в рыхлых белых зыбунах, и в нем больше не осталось ничего от человека, который совсем недавно был готов отвоевать ее у всего мира.

Гнеда смотрела на его удаляющуюся тень, и боль, сочившаяся доселе по капле сквозь все заслоны, что ей пришлось поставить, вдруг хлынула свободным, яростным потоком, сбивая с ног, смывая все остальные чувства, опустошая.

Поднялся ветер, и деревья, осуждающе поскрипывая, гнулись, нехотя кланяясь друг другу.

О том, что Бьярки был здесь, напоминали лишь следы, которые уже жадно зализывала метель.

36. Корнамона

Гнеда почти не помнила, как они собирались, как выехали. События дальнейших дней слились для нее в бесконечную дорогу, пургу и тишину. Все вокруг потеряло цвета, сделавшись серым, и это хорошо отражало то, что происходило в душе девушки. Пустота, по которой гуляли сквозняки и снежные заверти.

Она старалась воскресить в памяти те мгновения, которые, теперь Гнеда могла разрешить себе признать, были счастливыми – прикосновения, взгляды, слова, – но видела только лицо Бьярки за миг до того, как он навсегда повернулся к ней спиной. Посеревший, разбитый лед его глаз. Безвольно опустившиеся руки.