Пташка

Сменяя друг друга, дни шли неразличимой чередой, и Гнеда не вела им счета. Она часами просиживала в своей каморке без единого окна, больше напоминавшей темницу. Девушке не разрешалось выходить за пределы грязного двора. Ей нельзя было иметь лошадь. Все это было небезопасно, объяснялось Гнеде. До свадьбы, точнее до поездки в Ардглас, угроза от Финтана все еще довлела над ними, поэтому Бран не желал и слышать о каких-то глупостях вроде прогулок. А уж когда девушка заикнулась о том, чтобы сопровождать сида на охоту, неосторожно проболтавшись, что в свое время ездила так с Фиргаллом, Бран пришел в бешенство, заявив, чтобы она раз и навсегда забыла и о подобных вольностях, и об имени своего бывшего опекуна.

Гнеда почти не видела Брана, и ей по нескольку раз приходилось просить свою не слишком-то дружелюбную служанку передать сиду, что она желает его видеть. Бран появлялся редко и неохотно, называя Гнеду избалованной и неблагодарной. Нет, он не упивался своей властью над ней. Скорее, сид нашел девушку назойливой, с удивлением обнаружив, что у нее есть желания и потребности. Бран выходил из себя, укоряя Гнеду тем, что только в ее покое топят очаг, и, как позже выяснила Гнеда, это было правдой. Дрова в безлесой Корнамоне являлись немалой ценностью, и сид, с таким трудом выходивший девушку из болезни, делал все возможное, чтобы сохранить ее здоровье. Во всяком случае, до Ардгласа.

Гнеда была в тепле, безопасности. Она ела горячее и спала на мягком, и Бран искренне считал все прочее прихотями. С приездом в усадьбу их временная близость, бывшая для девушки единственной отдушиной в пути, исчезла. Брану больше не требовалось ухаживать за пленницей. От его словоохотливости не осталось и следа, и, кажется, то уважение, которое он начал испытывать к Гнеде после того, как она отвадила Бьярки, постепенно рассеивалось.

Единственное, чего Гнеда сумела добиться от своего жениха, – это появление в ее клетушке прялки, кросен и даже полотна, которое загодя приготовила для будущей невестки рачительная Федельм.

По первости Гнеда думала, что их поженят сразу после приезда, но время шло, а ничего не происходило. Все чего-то ждали, и никто и не думал сообщить девушке, в чем причина отсрочки. Последнее, о чем Гнеда хотела говорить с Браном, была свадьба, но неизвестность мучила ее сильнее, чем возможная насмешка сида, и, собравшись с силой, девушка спросила его напрямик о своей судьбе.

Верный себе, Бран ухмыльнулся, сострив по поводу нетерпеливости своей невесты, но, видя страдальческое выражение лица Гнеды, сжалился и сообщил, что разослал гонцов в знатнейшие семьи сидов с приглашением на предстоящее торжество, ведь без присутствия их представителей само событие теряло смысл.

Свадьба должна была состояться через два месяца.

Мысль о рубашке пришла неожиданно. В Залесье было принято делать такой свадебный подарок жениху. Лен для него выращивали и выпрядали собственными руками, но вся работа Гнеды осталась в усадьбе Судимира. Зато у нее в распоряжении оказались прекрасные холсты, из которых можно было скроить сорочку, и Гнеда кинулась в это занятие с головой. И пускай девушке было далеко до умелиц, творивших тонкую, словно паутинку, пряжу или создававших немыслимые узоры, ее сноровки хватало, чтобы воплотить свой замысел.

Гнеда выбрала серое сукно, шершавое и пестрое от почти черного утка, делавшего ткань похожей на кору рябины, и ярко-красные, цвета давленой клюквы нитки. Рукоделие скрадывало безрадостность дней, и впервые за долгое время Гнеда чувствовала воодушевление. Теперь, просыпаясь по утрам, девушка вспоминала, что у нее есть цель, и осознание этого позволяло не унывать окончательно.

Если бы ее спросили, сколько времени прошло с их приезда, Гнеда затруднилась бы ответить. Она замечала только, что наступила настоящая зима и снег больше не таял. Девушка целиком посвятила себя шитью, выходя на улицу, только чтобы размяться и вконец не ослепнуть, ведь работать приходилось при слабом свете жировика и небольшого очага.

Был уже вечер, и Гнеда торопилась в свои покои, нетерпеливо предвкушая возвращение к сшитой рубашке. Нынче она разбрасывала по ней украсы, что будут не только радовать взгляд, но и крепко хранить владельца от меча и сглаза, от хвори и обмана, от предательства и грозы.

Отворив дверь, Гнеда застыла на пороге. На лавке сидела та самая голубоглазая незнакомка. Она поджидала девушку, по-свойски обосновавшись в ее покоях, поближе к огню. Взгляд чужачки не был яростным, она глядела с насмешкой и вызовом, вольготно раскинувшись на Гнедином одеяле, всем своим видом показывая, что считает себя хозяйкой положения.

Гнеда оторопела и не могла вымолвить ни слова, когда вдруг заметила в руках высокомерной чужачки свое шитье.

– Отдай! – крикнула она, подскакивая к нахалке и выхватывая рубашку.

Та засмеялась.

– У тебя не только руки корявые, но и глаз косой! Или не сумела мерки снять? Разве не видишь, что он никогда не втиснется в твое рубище?