Пташка

Бьярки выходил из конюшни, когда впервые встретил Гнеду с того злополучного дня. Не желая быть замеченным, он замер в тени застрехи[78] и тайком наблюдал за спускавшейся с крыльца девушкой. Сейчас, видя Гнеду в женской сорочке и с косой, юноша недоумевал, как вообще мог принять ее за парня. Хотя… Он окинул девушку с ног до головы оценивающим взором. Сколько ж ей придется рубашек да онучей под низ надеть, чтобы кому-то приглянуться? Тонкая и смуглая, она была бесконечно далека от округлой налитости, составлявшей истинную девичью красоту. Вот уж кому никогда не повезет быть прозванной гладкой и белой, словно репка.

В тот далекий час почти волшебной встречи накануне Солнцеворота Гнеда, счастливая вестница окончания их мучительных скитаний по чащобе, показалась Бьярки добрым лесным духом, прекрасным дитя реки и трав. Но нынче, в городе, где любая девушка выглядела куда краше и холеней, Гнеда напоминала сверкающий камушек из горного ручья. Искристый, переливающийся разными цветами под толщей воды, он становился серым и обыкновенным, стоило вынуть его из оправы блестящих струй.

Взгляд боярина остановился на бедрах девушки, но, кажется, вся их немногая пышность создавалась складками понёвы. Разглядывая Гнеду с бесстыдностью купца на скотном торгу, Бьярки поднял глаза выше, следя за ничем не выдающимися изгибами. Задержавшись на вырезе горловины, боярин фыркнул. Да уж, такая сойдет за парня. Но тут же, словно наказанием за надменность, перед очами встало разгоряченное испуганное лицо, когда он схватил в горсть ее рубашку на груди, и жгучий стыд затопил Бьярки.

И эта вахлачка еще смеет после всего оставаться в его доме? Он никогда в жизни не простит ей бесчестья!

Боярин перестал дышать, увидев, что Гнеда направляется в его сторону. Потерянно озираясь, девушка прошла совсем рядом с притаившимся Бьярки. Юноше невольно бросилась в глаза выпуклость повязки под рукавом, и в животе неприятно похолодело. По ее векам пролегла синева, а может, это был просто отсвет неудачно упавшей тени. Бьярки скривился, заметив, что она идет босиком.

Чего еще ждать от деревенщины?

Но брезгливость почему-то не помешала ему не отрывать глаз от маленьких ступней, размеренно мелькавших из-под подола, пока девушка не скрылась за воротами конюшни.

Бьярки мотнул головой, отгоняя странное оцепенение и давя злобу, стиснувшую ребра. Мысль о том, что отец призрел чужачку, которая опозорила его, не давала дышать. Он сорвался с места, едва не сшибив по дороге девушку-челядинку, которая еще долго с недоумением глядела на дверь, хлопнувшую так, что задрожали слюдяные оконца.

Гнеда не выходила из светелки два дня, и еду ей приносила одна и та же глазастая и шустрая чернавка по имени Сторонька. Она почти сразу перестала дичиться и с удовольствием задерживалась у гостьи, дожидаясь, пока та доест, чтобы унести посуду. Девушка оказалась любопытной и болтливой, что выходило на руку Гнеде, которой нужно было узнать как можно больше и быстрее о месте, куда она попала.

Из всего, что наговорила служанка, Гнеда поняла, что женой господина Судимира была боярыня Вышеслава, добрая, но «страсть какая строгая». Их старший сын Судислав жил с женой и малыми детьми тут же, в усадьбе. Судислав с отцом состояли в дружине князя и часто бывали в отъездах. Средний, Творимир, тоже имел собственную семью, но жил отдельно на торговой стороне. Когда же речь зашла о младшем, Сторонька поначалу лишь хихикала в кулак, делая большие глаза, и многозначительно смотрела на гостью. Но позже Гнеда все-таки добилась от нее, что Бьярки на самом деле звали Брячиславом и он был всеобщим баловнем. Другую любимицу семьи, дочь Сбыславу, две зимы назад выдали в приграничный Суходол.

Узнать о самом князе толком не удалось. Его, по словам Сторони, видели мало и издали, в отличие от княжича Стойгнева, воспитанника Судимира и частого гостя в усадьбе.

Также, как с досадой поняла Гнеда, весь дом был переполошен их стычкой с молодым боярином, и с тех пор ни о чем другом и не говорили. Люди посмеивались над Бьярки, которого сумела одолеть щуплая девчонка, и, кажется, нечаянно Гнеда нажила себе врага. Впрочем, девушка и так догадывалась, что кроме Судимира у нее не было союзников в этом доме.

Гнеда коротала время за прялкой, которую нашла тут же, на лавке у окна. Вся горенка будто была устроена нарочно для нее, совсем как в Кранн Улл, и девушка подивилась такому совпадению. Можно было подумать, что и здесь готовились к ее приезду. Гнеда села за работу, чтобы унять тревогу привычным занятием, но оно плохо отвлекало от неспокойных раздумий. Руки сами по себе тянули нить, а в голове снова начинали роиться мысли и сомнения. Неожиданно дверь без стука отворилась, и на пороге, предваряемая служанкой, возникла высокая женщина с худым лицом и дородным станом. Ее голову венчал прихотливо намотанный убрус[79], с узорчатого очелья на виски опускались жемчужные рясна[80]. Багряный навершник[81] поблескивал бисерным шитьем при каждом величавом движении.