Пташка

Гнеда встала и поклонилась хозяйке дома. Боярыня переступила порог, небрежным кивком отсылая чернавку. Дверь закрылась, и Вышеслава остановилась, глядя на Гнеду прямо и спокойно, неторопливо перебирая белыми холеными пальцами шелковую косынку. Холодные серые глаза бесстрастно изучали девушку, и этот сухой взор смущал гораздо сильнее, нежели отвращение Бьярки или доброжелательная пристальность Судимира.

– Вот ты какая, – вымолвила наконец боярыня. – Благодарствую тебе, Гнеда, что не оставила в беде Судимира Брячиславича.

Тут она, к ужасу девушки, быстро и плавно поклонилась, да так, что, кажется, платок скользнул по полу. Но вот уже снова глаза Вышеславы оказались прямо напротив, и Гнеда засомневалась, не померещилось ли ей.

– Будь гостьей в нашем доме. Видно, – добавила она задумчиво, – сама судьба послала тебя нам.

– Благодарю тебя, госпожа, – ответила девушка, не переставая ни на миг чувствовать неловкости.

Гнеда была готова биться об заклад, что эта женщина желала бы никогда не встречать ее и уж тем паче не привечать в своем доме. В жене Судимира не было враждебности, но сквозило… неодобрение?

– Что же, выходит, ты выросла совсем сиротой? – спросила боярыня без намека на притворное сочувствие, какое Гнеде иной раз доводилось слышать.

– Да, госпожа.

Вышеслава лишь покачала головой.

– Дай знать, коли тебе что понадобится.

– Я… Я не привыкла сидеть без дела, госпожа. И не хочу быть приживалкой.

Гнеда опустила голову, ощущая, как краска заливает лицо, но через миг, поборов себя, снова посмотрела на боярыню. Вышеслава еле заметно усмехнулась одним уголком губ, и это движение напомнило ее младшего сына.

– Я вижу, и так не сидишь, – сказала она, показав на прялку. – Что ж ты еще хочешь? Лен с девками молотить или отаву косить?

– Я и то и то могу, – просто ответила Гнеда.

Вышеслава склонила голову чуть набок и тихонько хмыкнула, еще раз окидывая девушку взглядом.

– Мне сказали, что рана твоя зажила. Ты уже можешь вставать? Тогда нынче приходи вечерять с нами. Я пришлю чернавушку.

Боярыня не дала Гнеде ответить и, невесомо кивнув, отчего жемчуга красиво всколыхнулись возле высоких скул, вышла вон.

На этом волнительные встречи не закончились. Решив немного оглядеться в усадьбе, девушка выскользнула из своих покоев, но не успела сделать и нескольких шагов по гульбищу, как увидела приближающегося с другого конца Бьярки. Бежать было поздно, да и некуда, поэтому Гнеда замерла, вцепившись обеими руками в перила. Заметив ее, юноша на мгновение сбился с шага, но тут же возобновил свой путь еще более решительной походкой, которая не предвещала ничего хорошего.

– Ты что здесь делаешь? – скорее прошипел, чем сказал Бьярки, остановившись за два шага до нее. Растрепанная челка упала на глаза юноши, и он сердито откинул ее, резко мотнув головой. Бруснично-красная рубаха была немного измята, по шее и под мышками пролегли влажные пятна.

Гнеда опешила, не зная, что ответить.

– Это хозяйская половина, дворня там живет! – Бьярки раздраженно метнул руку в сторону, указывая на противоположную часть хором.

Хотя он старался держаться как можно дальше от девушки, до нее все равно донесся легкий запах дыма и пота, и еще совсем чуть-чуть – какого-то благовония. Бьярки тяжело дышал, яростно поблескивая глазами, а его скулы покрывал ровный здоровый румянец, и, если бы он был деревенским парнем, Гнеда бы решила, что он только вернулся с покоса или молотьбы.

Девушка застыла, неосознанно отступая от его окрика и вдавливаясь поясницей в балясины. Она забегала глазами по лицу юноши, отчаянно и тщетно желая найти хоть малую брешь в его броне из злобы, когда во взгляде Бьярки промелькнуло понимание.

– Отец отвел тебе Сбышину горницу?

Не дожидаясь ответа, он отпихнул девушку, расчищая себе дорогу, и почти бегом направился к ее светлице. Резким толчком распахнув дверь, юноша замер на пороге. Сама не зная зачем, Гнеда пошла следом и тоже заглянула в покои из-за его плеча.

С постели свисал зеленый плащ, в который девушка закутывалась, когда ее одолевала тоска по Фиргаллу и Айфэ. Прялка с привязанной куделью стояла на лавке, но веретено скатилось на пол, спутав нить. На столе лежал туесок, откуда высыпались немногочисленные Гнедины сокровища – гребень, иглы, подвески. К закрытой укладке была привалена дорожная котомка.

Боярин медленно повернулся к Гнеде, глядя так, словно она по меньшей мере плеснула в него помоями.

– Ты… Да ты… – Язык не слушался его.

Девушка быстро облизнула губы. Она почувствовала потребность оправдаться перед Бьярки за все разом. За то, что в чужой личине проникла в его дом, за то, что ему пришлось драться с девкой вместо парня, за то, что его отец отчего-то проявил к ней участие и теперь она смеет жить здесь гостьей, а не служкой.

– Я не знала… Я не нарочно. Прости меня, Бьярки.

Гнеда запнулась, видя, как голубые глаза юноши расширились, словно его ударили под дых. Она прикусила кончик языка, но, очевидно, слишком поздно. Домашнее имя, которым девушка в уме величала сына Судимира, выскочило вперед мысли.

– Как ты сказала? – спросил юноша совсем тихо.