Пташка

– Ох, матушки мои, да у ней весь рукав набряк от крови! – раздалось рядом чье-то причитание, но Гнеда не стала поворачивать головы. Она лишь лениво подметила, что это объясняло ощущение холода и сырости.

Поведя глазами, Гнеда вдруг споткнулась о взор Бьярки. Он смотрел на нее странно, одновременно виновато и яростно, и, встретившись с глазами девушки, с отвращением опустил голову.

– Княжич, разве твой батюшка не обмолвился, что спасший меня отрок достоин великой награды? – с горячностью и как-то нарочито воскликнул боярин. – Девушка эта провинилась, но видят Небеса, у нее доброе и храброе сердце. Она сирота, как ты слышал, так позволь мне взять ее под свою опеку. Я перед ней в неоплатном долгу.

Голова Бьярки взвилась, и широко раскрытые очи в неверии воззрились на отца.

– Что ж, воля твоя, Судимир Брячиславич, – безразлично пожал плечами Стойгнев и, не глядя больше ни на кого, знаком велел подать ему лошадь. Еще несколько мгновений, и княжич вместе со своими людьми покинул усадьбу.

– Что столпились? Али все дела переделали? – сварливо прикрикнул Жук на челядь, и все тут же зашевелились, принимаясь за оставленные хлопоты.

Бьярки, проводив хмурым взором удаляющегося Стойгнева, разом поник. Плечи его опустились, словно на них навалилась непомерная тяжесть, и в полной тишине, не встречая ничей взгляд, юноша скрылся в хоромах.

Когда все разошлись, Судимир повернулся к Гнеде, которую бережно поддерживали две чернавки. От его воодушевленности не осталось ни следа. Он выглядел изможденным и вмиг постаревшим.

– Слуги позаботятся о тебе. А потом нас ждет обстоятельная беседа.

Рана оказалась легкой, но из-за волнений Гнеда ослабла и потеряла довольно много крови. Боярин даже прислал к девушке лекаря, и тот, тщательно осмотрев и омыв язву, наложил остро пахнущую мазь и замотал предплечье чистой повязкой, повелев лежать.

Служанки переодели девушку в простую небеленую сорочку. Гнеда заметила большие от страха глаза чернавок, снимавших с нее пропитанную кровью рубаху, и облегчение, когда они воочию убедились, что их подопечная оказалась все-таки не парнем.

Девушки накрыли ее одеялом и удалились, и Гнеда попробовала заснуть, но, взбудораженная чужими запахами и звуками, лишь болталась на границе неспокойной дремоты. Трудно сказать, сколько прошло времени, когда дверь в ее горенку тихонько отворилась и на пороге возник Судимир.

– Лежи, – негромко сказал он Гнеде, которая испуганно дернулась, порываясь привстать. – Ты в моем доме. Тебя здесь никто не тронет.

Боярин сел на приставную скамью подле постели и некоторое время молча рассматривал лицо Гнеды – так, что ей захотелось накрыться с головой, только бы спрятаться от пристального взгляда. Но вот Судимир удовлетворенно улыбнулся, словно убедившись в чем-то, и его глаза потеплели. Он покосился на ее повязку.

– Бьярки укусил тебя, – сказал боярин с усмешкой. – Он не хотел. Думал только проучить.

Гнеда нахмурилась.

– Мой сын, – пояснил Судимир, а его глаза снова залучились. – Ты, кажется, знакома с северным наречием?

Гнеда медленно кивнула, отчаянно сожалея о том, что позволила боярину это проведать.

– Моя семья происходит с Севера, – продолжал Судимир, – а далекий предок, первый, осевший на залесской земле, носил имя Бьерн.

– Медвежонок, – слабо усмехнувшись, промолвила Гнеда, только теперь вдруг понимая смысл прозвища.

– Да, – засмеялся Судимир, потирая колени. – Медвежонок Бьярки.

Гнеда подумала, что трудно представить более неподходящее имя. Бьярки скорее напоминал хищную пронырливую ласку, чем неуклюжего косолапого детеныша.

– Я решила, что ты тоже свенн, господин.

– Что ж, во мне достаточно свеннской крови, – согласился боярин. – Я часто бываю на Севере, да и не скрываю своей приязни к нему. Веду дела с тамошними гостями[77], и далеко не всем это по нраву. В последнее время северян не особо-то жалуют, пытаются рассорить с залесцами. Я должен был держаться осторожнее. Впредь будет мне наука. Когда я говорил, что если бы не ты, то мне несдобровать, я ведь не преувеличил. Я пред тобой в долгу, Гнеда.

– Спасибо тебе, господин, на ласковом слове. В расплате мы. Если б не ты, княжич бы меня не пожалел. Дай только до завтра у тебя переночевать, и поутру уйду, не побеспокою больше.

– Экая ты норовистая! – снова засмеялся Судимир. – Куда же ты пойдешь?

Гнеда нахмурилась, прикусив губу. Теперь наверняка весь Стародуб судачит о произошедшем. Кто примет ее после такого?

Боярин, заметив смущение девушки, сжал ее здоровую руку.

– Вот что. Княжич бы тебя по голове не погладил, но и с плеч ее снимать бы не стал. Я тебя от срама разве что избавил, а ты меня – от верной гибели. Я сказал, что беру тебя под опеку, и не шутил. Мое слово крепкое. Оставайся в моем доме.

Гнеда удивленно перевела взор с их соприкасающихся рук на лицо боярина. Тут же вспомнила Жука – да и всех прочих, особенно Бьярки и его глаза, полные ненависти. Мурашки пробежали по коже, хотя под шерстяным одеялом было тепло и уютно.

– Как же я останусь, после такого-то?

– Глядишь, не съедят тебя, – усмехнулся он.