Пташка

Войгнев казался ровесником Судимира, но в нем не было крепости боярина. Гнеда заметила, что, несмотря на все попытки скрыть это, князь слегка прихрамывал, и девушка сомневалась, что без сторонней помощи он бы сам взобрался на коня. Ему, должно быть, тяжело давалась и езда, и только сотни глаз, обращенных на Войгнева, заставляли его прилюдно покидать город верхом, как подобало сильному воину.

Стойгнев был тут же, рядом с отцом. Во всем его теле чувствовалось напряжение. Он не отрывал глаз от Войгнева и, оттеснив стремянного, сам подсадил князя в седло. Войгнев был сдержан и лишь сухо кивнул сыну на прощание, и Гнеда невольно задумалась, была ли эта скупость чувств вынужденной или наедине с сыном князь держался столь же холодно.

Но вот слова прощания были сказаны, поклоны отданы, и поезд выехал за ворота. Стародубцы во главе с оставшимся блюсти княжескую волю посадником Лютом Рознежичем провожали своего правителя в строгой тишине, а лица княжеского отряда вторили им сумрачной суровостью.

Без Судимира в усадьбе стало тише и печальнее. Вышеслава была молчалива, Судислав, оставшись за хозяина, разрывался между домом и княжеским двором, и даже дети присмирели, чувствуя настроение взрослых. Но жизнь шла своим чередом, и постепенно все вернулись к обычным делам. Гнеда, повинуясь данному слову, по вечерам ходила на беседы, преодолевая неохоту и робость. И хотя она все еще не доверяла Звениславе, приветливость знатной боярышни существенно облегчала жизнь, и остальные девушки стали терпимее относиться к чужачке. Гнеде даже нравилось работать в своем уголке, слушая грустные и нежные песни и вполголоса подпевая им. Только в те дни, когда ближе к ночи являлись парни, девушка тихо выскальзывала из избы, не желая встречаться ни с Бьярки, ни тем более со Стойгневом, страшась еще сильнее почувствовать свою неприкаянность и чуждость.

Так было и в этот вечер, когда в самый разгар очередной протяжной песни дверь растворилась и внутрь ввалилась веселая ватага разрумяненных морозом юношей. Воспользовавшись всеобщим смятением и радостной суматохой, Гнеда, прихватив теплый платок, вышмыгнула за дверь. Быстро слетев с крыльца, она попала на уже ставшую привычной тропинку, ведшую к выходу из усадьбы через небольшой яблоневый сад. Сюда едва доставали огни из окон, и изгибы темно-серых стволов причудливо преломлялись в скудном свете. Девушка услышала за спиной шорох, но, не отвлекаясь, поспешила дальше, решив, что кто-то просто опаздывает на посиделки.

Гнеда почти миновала рощицу, как вдруг остановилась, различив в стороне от дорожки две тесно стоящие тени. Девушка оказалась чересчур близко к ним, чтобы пройти дальше незамеченной, но, кажется, те были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на то, что творилось вокруг. Гнеда уже собиралась тихонько прокрасться к воротам, когда услышала приглушенный голос, без сомнения принадлежавший Стойгневу, и сдавленный девичий смешок в ответ. Гнеда вросла в землю, ухватившись рукой за ближайшее дерево в поисках ставшей враз необходимой опоры. Шепот княжича прозвучал еще вкрадчивей и горячей, и вслед за ним наступило молчание, бывшее красноречивей любых звуков. Гнеда медленно отступила за ствол, одновременно прячась и становясь чуть ближе к уединившейся паре. Сама не зная зачем, она осторожно выглянула из-за своего укрытия.

Стойгнев обнимал Добраву, окутывая их обоих плащом, укрывавшим когда-то плечи Гнеды. Он самозабвенно целовал девушку, казавшуюся совсем хрупкой на его широкой груди, и Гнеда видела, как крепко руки княжича сжимали стан боярышни. Добрава со смехом отстранилась, накрывая рот юноши своей маленькой ладошкой, шутливо, но властно удерживая его губы от нового поцелуя. Она слегка оттолкнула Стойгнева, игриво высвободившись из его объятий, и потянула за руку, увлекая в сторону избы.

Только когда они окончательно скрылись из виду, Гнеда тяжело привалилась к яблоне, позволяя себе выдохнуть. В этот миг сзади послышался треск разломившейся ветки. Быстро обернувшись и испуганно цепляясь за шершавый ствол, девушка увидела Бьярки. Он стоял немного поодаль и в упор смотрел на нее.

Гнеда уже давно не встречала боярина и удивилась его бледному осунувшемуся виду. Она даже могла бы испытать к нему жалость, если б не выражение лица Бьярки – несмотря на болезненность, презрительное и надменное, с примесью чего-то нового, чего Гнеда не замечала в нем раньше.

Бьярки сделал шаг вперед, не переставая смотреть на Гнеду с кривоватой усмешкой. Девушка затаила дыхание, лихорадочно проворачивая кольцо Катбада на пальце и чувствуя свежие ссадины от яблоневой коры. Она уже знала, боярин что-то заготовил, и душа сжималась в дурном предчувствии. Горечь, просвечивавшая сквозь ненависть и нарочитую развязность в его глазах, лишь сильнее настораживала. Девушке показалось, что руки Бьярки слегка подрагивали. Наверное, у него была лихорадка.

– Да на тебе лица нет, – промолвил юноша с притворным сочувствием. – Что, не глянулось?