Птенцы

Горячие губы прижались к ее губам. Она ещё ничего не поняла, ещё ни на что не решилась, а поцелуй становился всё жарче, всё нескромнее. Он тянулся и тянулся. Голова её закружилась, ноги ослабели, ей пришлось закинуть руки на плечи Анатоля, чтобы не упасть. Жадные губы мужчины, его сильные руки отгораживали её от окружающего мира. И она отозвалась, уже не только терпя, не только позволяя целовать её, но и сама отвечая, целуя, прижимаясь, впиваясь в его губы.

Вдруг она поняла, что лежит на спине, в каком-то чулане. Что в полутьме комнатушке над ней сосредоточенное лицо Анатоля, который одной рукой что-то делает там внизу.

-- Нет! Это не хорошо! Неправильно, - хотела сказать она, но нежные жаркие губы на красивом лице придвинулись, накрыли её собственные.

Заглушили её слова. И стон, что вырвался из её груди. Из тела молодой взрослой женщины, впервые после полугода вынужденного воздержания, ощутившего в себе мужчину.

Несколько мгновений она пребывала в растерянности, не понимая где она, с кем. Но столь знакомое, приятное, восхитительное и долгожданное занятие захватило её. Плотно смежив ресницы, ухватив мужчину за воротник кафтана она всё сильнее прижимала его к себе, всё активнее участвовала в процессе. Совершенно автоматически, рефлекторно воспроизводя иные из те милых мелочей, что столько раз, столько лет делала с милым дружком Ванечкой...

-- С Ванечкой? Но...

Воспоминание о Воеводе прорвалось сквозь любовный туман. Она распахнула глаза, увидела над собой внимательное лицо этого красавца...

-- Но... но как же? Это же...

Судорожный спазм сжал ей горло. Она поперхнулась, закашлялась, волна паники накрыла остатки её совершенно растерянного сознания. "Это же невозможно! Этого не может быть!".

Она даже попыталась как-то освободиться, оттолкнуть Анатоля. Тому пришлось чуть приподняться, удерживая её, чуть изменить положение тел. И это оказалось приятно. Обоим. Ещё пара толчков и долгожданная, едва ли не забытая любовная судорога пронзила тело женщины. И продолжила пронзать.

Волны противоречивых мыслей вихрями проносились и сталкивались в её красивой головке. Она одновременно чувствовала восторг чувственности внутри себя, видела пароксизм удовольствия на красивом лице Анатоля, в эту минуту кончающего в неё, и охватывающий её ужас. От содеянного. От своей измены, предательства.

Анатоль удовлетворенно улыбнулся ей напоследок и утомлённо отвалился в сторону. Уверенно, покровительственно поинтересовался:

-- Ну как? Понравилось?

-- Это... мы... Это - плохо. Это - измена! Я предала! Его! Я должна была умереть!

-- Ну-ну. Воевода частенько девок своих замуж выдаёт.

-- Так то - замуж! А это... это... это блуд! Разврат! Ко мне нельзя прикасаться...!

-- Оказывается - можно. И тебе понравилось. Блудить и развратничать. Потому как Воевода тебя к этому приохотил. Прикормил, приучил, распалил... Да и бросил. А я - нет. Я не брошу. Замуж-то за меня пойдёшь? Ты, конечно, не девица нецелованная, и годы твои... Однако же, я, знаешь ли, человек честный. Коль дала, то не бросать же тебя. Под венец - хоть нынче.

***

Шарль Перро в "Красной шапочке":

"Детишкам маленьким не без причин

(А уж особенно девицам,

Красавицам и баловницам),

В пути встречая всяческих мужчин,

Нельзя речей коварных слушать, -

Иначе волк их может скушать.

Сказал я: волк! Волков не счесть,

Но между ними есть иные

Плуты, настолько продувные,

Что, сладко источая лесть,

Девичью охраняют честь,

Сопутствуют до дома их прогулкам,

Проводят их бай-бай по темным закоулкам...

Но волк, увы, чем кажется скромней,

Тем он всегда лукавей и страшней!".

Шарля тут нет. Да и девиц - тоже.

Так и "волк" здесь по-заковырестее, не "красношапочный".

***

Вернувшись домой, Трифена не спала всю ночь; ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила: Анатоля или князя Ивана? Князя Ивана она любила - она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно.

-- Но как же заклятие? - мучилась она в растерянности, - Ведь Ванечка наложил на меня "заклятие Пригоды". Ведь я сама просила его об этом! После того ужаса, который пережила, когда меня украли людоловы, прохожие торговцы на Угре. Ведь я должна была умереть, когда Анатоль только прикоснулся ко мне! Или сила любви оказалась выше силы колдовства? Сила моей любви, предвечной, предопределённой, данной свыше.

Она крутилась на постели, мучительно пытаясь ухватить хвостики разбегающихся мыслей. Остановить непрерывную череду картинок, стремительно сменяющих друг друга перед её внутренним взором. Вот Воевода над ней. С суровым, даже жестоким выражением в тот момент, когда... жадные, похабные лица давешних лодочников... полузабытое полудетское лицо её первого мужа...

Всё это вытеснялось сегодняшней нежно-милой улыбкой Анатоля.