Птичья Песня

– О-хо-хо, милочка, заблудились? Да еще потом задремали? – толстяк с деланной жалостью покачал головой, а потом вдруг взвизгнул: – Да вас за это надо наказать!

Он откинул голову и залился булькающим гортанным смехом. Я не разделяла его веселья. По правде говоря, мне больше всего хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым, чтобы он заткнулся. Но инстинкт самосохранения, отрабатывая сегодняшний провал с колдуном, заставлял меня играть в вежливость.

– Задремала! У-ху-ху, о-хо-хо! – продолжал булькать Кондитер. – Наказать! Со всей строгостью.

Я выдавила из себя подобие улыбки.

– Вы не обижайтесь, голубушка, это я так шучу! Моя жена утверждает, что, несмотря на свой возраст, я все еще мальчишка в душе, большой мальчишка! – он шаловливо подмигнул, как бы говоря: «Ну вот, теперь мы сообщники!»

– Моя мама говорит, что все мужчины в душе мальчишки, – неуверенно пробормотала я, не зная, как вести эту светскую беседу.

Честно говоря, утверждение было сомнительным. Посмотреть хотя бы на Джея или на господина Туана, не говоря уже про старого учителя Тина. На мальчишку из моих новых знакомых тянет если только Рута.

Толстяк зашелся новым приступом булькающего смеха и сообщил, что я испытываю его терпение и что за это меня тоже нужно наказать.

Я никак не могла взять в толк, что именно его смешит, однако не сомневалась, что если я проторчу тут еще лишних десять минут, то по возвращении колдун и правда придумает мне какое-нибудь наказание.

– Я здесь по поручению…

– Знаю, знаю, – отмахнулся толстяк. – Показывай.

Он вдруг стал по-деловому серьезным. Я вынула из внутреннего кармана ветровки конверт, который чудом не помялся и не промок. Хотя почему же чудом, скорее всего, магией. Толстяк провел по бумаге рукой, что-то прошептал, и конверт развернулся в коробочку. Ну вот, даже такой премерзкий тип может колдовать, а я, птица-неудачница, стою тут и не вижу ни единой серебряной искорки!

Толстяк тем временем вытащил из коробочки паутинное кружево. Он потер его между руками, подставил кстати выглянувшему солнцу, снова потер. Кружево раскинуло брызги радужных солнечных зайчиков на лицо мужчины, и оно преобразилось, словно засветилось изнутри, так, что нельзя было отвести глаз. Впрочем, эффект пропал в ту же минуту, как только Кондитер убрал паутинку обратно в коробочку.

– Хороший товар, – удовлетворенно пробормотал он.

Кондитер пытался сложить коробочку обратно в плоский конверт, но у него не выходило – то один угол сожмется, то другой, а вместе – никак. Мужчина прокашлялся и сделал вид, что все идет, как он и задумывал. Затем он выудил из заднего кармана своих сосисочных брюк небольшую книжку, несколько раз обмотанную тонкой веревкой. Я взяла книжку и с трудом подавила дрожь отвращения. Темная болотно-зеленая обложка была теплой от соседства с задницей толстяка. Наверное, что-то отразилось на моем лице, поэтому большой мальчишка в душе решил в последний раз перед прощанием пошутить:

– Я, милочка, обязательно передам вашему господину, что курьер из вас не очень, чтобы он поучил вас уму-разуму. До следующих встреч, голубушка!

Он снова захохотал и, довольный собой, направился к дому.

– Всего хорошего, – проскрежетала я сквозь зубы. Какая я тебе голубушка, жирдяй.

Я запоздало сообразила, что нужно было поставить воображаемое зеркало. Может, Кондитер не стал бы тогда донимать меня дурацкими шутками. Но ведь еще не поздно, Екатерина! Давай-ка ты притворишься, что твоя магия с зеркалами и правда работает. Не отблесками искр от записок для воды и света, а по-настоящему. И пускай это будет не бытовая магия, захватившая этот мир, а та, древняя, о которой пишут книги и снимают фильмы. Которая перед рассветом заволакивает комнату мягким зеленым светом и открывает путь в другие миры. Которая оставляет метки на коже и оживляет статуи.

Первым зеркалом я защищаю себя. Оно делает мою магию невидимой для других. Толстяк шел к яблоневому саду медленно, тяжело дыша, и едва одолел половину пути. Второе зеркало я кладу под углом на землю сбоку от тропинки. В нем отражается поваленное ветром деревце, лежащее у края сада. Затем это отражение переходит в третье зеркало, которое я мысленно ставлю на пути у Кондитера под небольшим наклоном. Оно отражает образ деревца прямо ему под ноги. Очень похоже на школьные уроки физики про преломление света.

Толстяк дошел до воображаемого препятствия и споткнулся на ровном месте, чуть не выронив коробочку. Он смешно взмахнул руками, чтобы не упасть, и ускорил шаг, не оборачиваясь на свидетельницу его неловкости.

Я едва сдерживала смех, а тетушкин голос с осуждением произнес: «Екатерина, как можно!» Видимо, все-таки как-то можно, тетушка! Чувствуя себя настоящей колдуньей, я провела рукой и стерла зеркала.

По пути домой я упивалась успехом. А ведь в школе я любила физику и геометрию! В последний школьный год, когда тетушка уже покинула этот мир и воссоединилась с духом какого-то из своих бывших мужей, тем самым освободив меня от уроков этикета и сервировки стола для ее посиделок с подругами, папа решил, что меня надо готовить к поступлению.