Птичий короб

«Он хочет напугать тебя. Поэтому не нагоняет, а ведь давным-давно мог».

Гари.

«Четыре года прошло!»

Неужели он четыре года ждал, чтобы отомстить?

– Мама! – шепчет Мальчик.

– В чем дело?

Мэлори боится его ответа.

– Шум теперь ближе.

«Где был Гари четыре года? Следил за тобой. Караулил у дома. Наблюдал, как растут дети. Как мрачнеет и холодеет мир. Наблюдал, пока однажды не сгустился туман, в котором ты наивно решила спрятаться. Только Гари видел сквозь него. Он видел сквозь туман. Видел тебя, Мэлори. Видел все, что ты делаешь».

– Черт подери, быть такого не может! – кричит Мэлори. Шея затекла, но она поворачивает голову и кричит снова: – Оставь нас в покое!

Гребки уже не те, что утром. Не те, что в начале путешествия. Тогда у Мэлори были здоровые руки, сердце, полное энергии, и четыре года ожидания за плечами.

Тяготам и злоключениям вопреки, Мэлори отказывается верить, что их преследует Гари. Это было бы слишком. Человек, карауливший их четыре года. Не тварь, а человек.

«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ».

Фраза из блокнота Гари. Всего шесть слов. Эти слова не покидали Мэлори с той самой ночи, когда она прочла их в подвале. Разве это не так? Кого она боялась, слыша шорохи через усилители, которые добыли они с Виктором? Зверя? Тварь?

«Гари. Конечно, Гари».

Он мог легко проникнуть в дом. Мог сломать окно. Мог напасть на нее, когда она ходила к колодцу, Зачем же он ждал? Караулил, пугал, а удар нанести не решался.

«Он сумасшедший. Не в нынешнем, а в обычном понимании этого слова».

«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ»

– Мальчик, это человек?

– Не знаю, мама.

– Он гребет?

– Да, но не веслами, а руками.

– Спешит или мешкает? Расскажи мне обо всем, что слышишь.

«Кто тебя преследует?»

«Гари».

«Кто тебя преследует?»

«Гари».

«Кто тебя преследует?»

«Гари. Гари. Гари».

– По-моему, нас преследуют не на лодке, – вдруг говорит Мальчик. В голосе слышится гордость: слух не подвел-таки его.

– О чем это ты? Нас преследуют вплавь?

– Нет, мама, за нами не плывут, а идут.

Далеко позади раздаются звуки, каких Мэлори прежде не слышала. Они как гром, но необычный. Или как голоса птиц, которые, слетев с вершин деревьев, не воркуют, не поют, а кричат.

Гулкое эхо подхватывает звуки лишь раз, и Мэлори бьет озноб, причина которого не в октябрьской прохладе.

Мэлори гребет.

Глава 39

Дон в подвале. Дон постоянно в подвале. Он теперь спит в подвале. Он роет туннель в земляной стене? Или роет глубже под землю? Дальше от остальных? Или он пишет? Вдруг он пишет в блокноте, наподобие того, что Мэлори нашла в портфеле у Гари?

Гари.

Гари ушел пять недель назад. Как это повлияло на Дона? Ему нужен такой, как Гари? Нужен наперсник?

Дон все больше углубляется в себя, все больше углубляется в недра дома.

Он сейчас в подвале.

Он постоянно в подвале.

Глава 40

Наступает вечер, который Мэлори будет впоследствии считать последним в доме, хотя следующие четыре года проживет здесь же. Живот у нее такой большой, что в зеркало посмотреть страшно: кажется, он от тела отвалится. Мэлори разговаривает с ребенком.

– Ты вот-вот появишься на свет. Я хочу тебе столько рассказать… и столько не хочу.

Волосы у Мэлори отросли – длинные, как в детстве. Тогда Шеннон ей завидовала, говорила: «Ты похожа на принцессу. Я похожа на принцессину сестру».

Живот большой, но консервы и колодезная вода сделали свое дело. У Мэлори торчат ребра, руки тоньше прутиков. Черты лица заострились и огрубели. Отражение глубоко посаженных глаз пугает ее саму.

Ее соседи собрались в гостиной. Чуть раньше они обзвонили последних абонентов из телефонного справочника. Больше имен нет. По словам Феликса, они сделали порядка пяти тысяч звонков и оставили семнадцать сообщений. Это все. Впрочем, Том не унывает.

Мэлори рассматривает свой живот в зеркале и слышит с первого этажа собачий рык.

Это Виктор? Мэлори выходит в коридор и прислушивается.

– В чем дело, Виктор? – спрашивает Джулс.

– Ему не нравится.

– Что не нравится?

– Дверь в подвал.

Подвал. Для обитателей дома не секрет, что Дон не желает иметь с ними ничего общего. Когда по предложению Тома начали обзванивать номера из телефонного справочника и поделили список абонентов, Дон отказался участвовать, заявив, что «не верит в успех затеи». За семь недель, прошедших со дня выдворения Гари, Дон не ел за общим столом и почти ни с кем не заговаривал.

Кухонный стул скользит по полу.

– В чем дело, Виктор? – спрашивает Джулс.

Дверь подвала открывается, и Мэлори слышит, как Джулс зовет:

– Эй, Дон, ты там?

– Дон! – зовет Шерил.

Раздается приглушенный ответ. Дверь подвала захлопывается.

Тревога и любопытство заставляют Мэлори накинуть рубашку и спуститься вниз.

Когда она заходит на кухню, Джулс стоит на коленях и успокаивает Виктора, который скулит и мечется. Мэлори заглядывает в гостиную. Том смотрит на завешенные одеялами окна.

«Он слушает, не кричат ли птицы, – думает Мэлори. – Виктор его пугает».

Том словно чувствует взгляд Мэлори и поворачивается к ней. За спиной у нее скулит Виктор.

– Джулс, в чем дело? – спрашивает Том, заходя на кухню. – Почему Виктор нервничает?