— Фуинор, ты сказал немало, но не ответил ни на один мой вопрос, зато отвечал на что-то своё, — качнула головой Линаэвэн. — Разве я спрашивала, как ты видишь те годы или говорила, что не ценю ничего, кроме искусства? — этих слов было довольно. Если Март захочет услышать несоответствие, он услышит, если не захочет, предпочтёт уйти от всех вопросов и не задумываться, снова обвинив эльфов… Он уже мог убедиться, что Больдог лжёт, но не усомнился, говорили ли ему правду в других случаях. Не нашёл в крепости милосердия, но и это ни к чему не привело. По опыту прошлого ужина, услышав ответ, Линаэвэн не вступала в долгий спор и старалась вместе с тем не сбиваться.
Однако, время спустя, когда ужин подходил к концу, заговорил Ханор:
— Март сказал, Линаэвэн, что ты хочешь убедить Марта встать на сторону Света. Ты думала, к чему это может привести? Март станет врагом Повелителя и всех нас. И Март не сможет воспользоваться гостеприимством, потому что если сделает это, то снова увидит нелепость войны, снова станет нашим другом. Значит, для Марта один путь — быть казненным. Вот чего ты хочешь, светлая эльдэ. Чтобы Март хотел убивать своих друзей, а друзья должны были казнить его. Это так, Линаэвэн?
— Март не воитель; если я сумею убедить его, то, конечно, не смогла бы вручить оружие, какого не имею сама, и не смогу научить биться. И ныне, когда мы, эльдар, для него враги, Март вовсе не желает убивать нас, но и поддерживает, и пытается убедить. Если бы он перешёл на сторону Света и пытался убедить тебя, Ханор, что вы неправы, как бы ты поступил? Это выбор каждого из вас, — она вздохнула. — Да, я понимаю, что Гортхаур не потерпит, чтобы адан стал его врагом. Даже думаю, что не потерпит никакого отказа или неподчинения. Я хочу, чтобы горец Март был жив и не страдал, но участь фэа важнее того, что может испытать хроа. Я и сама предпочту быть казнённой или отправиться в подземелье (даже сейчас, если вы потребуете доказать делом), но не сдаваться перед Тьмой, хотя это дало бы много внешних благ. Когда воин идёт в бой, хотят, чтобы он вернулся живым и без ран, но сдаться врагам хуже, чем пасть в битве.
— Видишь, Март, как бы Линаэвэн не петляла, если из ее долгой речи откинуть всю шелуху, то остается одно: да, она хочет что бы ты стал врагом мне и Повелителю. Вот каков этот ее Свет. Он лжет, увиливает и несет раздор.
— А когда вы убеждали его в своей правоте, вы хотели, чтобы он стал врагом своим родичам-эдайн? — спросила эллет в ответ на слова Фуинора. Она могла бы сказать ещё, что сам Март тоже старался убедить её, но не хотела.
Март вздохнул, услышав тэлерэ.
— Давай не будем портить ужин, Линаэвэн. К чему это все? Никто не настраивал меня ни против других эдайн, ни против эльфов. Наоборот, как видишь, мы все хотим мира с вами. Мы не враги. Я ничего не сделал тебе, и Фуинор, и Ханор. Мы хотим мира, а ты ищешь, как затеять с нами ссору.
— Я ничего не сделала вам, — развела руками Линаэвэн. — Но не буду более спорить.
«Не настраивали против эльфов». Март не видел даже совершенно очевидного — то, что ему говорили об эльдар, и было настраиванием против них…
— Линаэвэн, если мы друг другу ничего не сделали, мы все, здесь собравшиеся, можем дружить, ведь так? — Март смотрел с надеждой и говорил от сердца.
— Я хотела бы, чтобы мы могли быть друзьями, Март — и с тобой, и с твоими родичами. Но Фуинор — тёмный майа… и мне трудно поверить, что он ничего не сделал моим родичам. Разве что, если бы он изменился, — Линаэвэн понимала, что, вероятно, все разрушает. Но она не могла сказать: «Да, я буду дружить со всеми вами».
Март был в растерянности, как это часто бывало с ним в присутствии Линаэвэн. С одной стороны, ее невозможная красота и мягкий голос будили в нем какую-то радость и тоску, с другой — будучи рядом с друзьями, он понимал, что Линаэвэн больше всего похожа на болотные огни. Если бы не товарищи, быть может, и Март поддался бы ее чарам, но сейчас он считал, что его разум брал верх.
— Тогда мы все можем дружить. Фуинор не делал зла тебе, а ты ему.
— Да, мне не делал, — произнесла Линаэвэн. Она не знала, как объяснить Марту, что с тёмными майар нельзя быть в дружбе: ведь он верил им и не верил эльдар. Она была печальна, даже угнетена. Март… Это было горько, адан был совершенно опутан ложью Тёмных, и она сама вела себя с ним неверно с самого начала. Вместе с тем сейчас, освобождённая от заклятья, Линаэвэн припомнила настрой первых дней плена: нужно видеть хорошее… особенно, если в целом радоваться нечему. Она ничего не достигла, но ничего и не выдала. Ей не пришлось встречаться снова с Сауроном — благодаря Бэрдиру…
— Фуинор, ты говоришь, что хочешь мира. Если я буду просить тебя за одного из своих товарищей, за то, чтобы он был избавлен от пыток хотя бы на время, ты поможешь? У эдайн нет возможности, но у тебя есть.
Фуинор только улыбнулся. Эта тэлерэ использовала присутствие Марта против них самих.