Птичка-в-клетке (СИ)

Фуинор не пытался ничем в этот вечер подловить Линаэвэн, или задеть ее. Наоборот. Фуинор пел песни о природе или что-то весёлое. И что бы не пела Линаэвэн, все принимал доброжелательно. Сейчас Фуинору куда важнее было понять тэлерэ — чтобы потом лучше сплести заклятье специально для нее.

Со своей стороны, Линаэвэн старалась выбрать такие песни, какими ничего нельзя выдать. Пела она для Марта, но слушал её умайа. Светлые и мирные песни Амана — о небесах, о кораблях, о береге. И некоторые дориатские — ведь Дориат был скрыт Завесой Мэлиан.

— В день, как явилась на землю краса,

Что удивила собой небеса,

Дочь светлой майэ — о ней эта быль —

В Арде впервые расцвёл нифредиль,

Белые звёзды, посланцы весны,

А соловьи навевали ей сны…

Лутиэн была в безопасности от Саурона. Конечно, и о ней не стоило рассказывать много, но её рождение и детство — не то, что могло быть полезно для Тёмных.

Затем Линаэвэн вернулась к своему вопросу:

— Фуинор, ты сказал, что можешь помочь одному из моих товарищей… Что ты готов сделать?

— Я поговорю с Повелителем, Линаэвэн, — ответил довольный умаиа. — Пока это большее, что я могу. Я попрошу… А о чем ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?

— О том, чтобы один из моих товарищей получил избавление от пыток — на то время, на какое возможно, — ответила Линаэвэн.

— Я сделаю, что смогу.

Фуинор улыбался, и Март улыбался, и было спето так много прекрасных песен. Стоял тёплый осенний вечер, над ними сияли звёзды. И не нужно было сейчас Марту думать о том, что внизу, в темноте и крови, сидят пленники.

Линаэвэн серьёзно посмотрела на умайа.

— Я слышала тебя, — Марту она помочь не смогла, но, быть может, поможет одному из родичей.

***

Для Лагортала начался пятый день в плену. Его вернули в застенок, завязав ему рот кляпом, а Арохира закрепляли в той же раме, что и вчера, и эльф рвался из лап орков, из этой конструкции, со всей силой, с какой только мог. Его принуждали повторять… и он сам, и Лагортал были в ужасе. Когда все было закончено, в камеру вновь ввели Оэглира, усадили в кресло, приготовили пальцы к переломам.

— Ты знаешь, что надо делать, Арохир, — широко ухмыльнулся орк, и пытка началась.

Оэглиру было страшнее не повторение пытки, но то, что палачом принуждают быть родича.

— Орк… — заговорил было Оэглир, но передумал и все же не стал ни о чем просить, — а если никто из нас так и не ответит, тебя как накажут?

Арохир понимал, что уступать нельзя; но это означало продолжение… Нужно было сломать эту страшную машину, но это было невозможно, а эльфа сделали словно её частью. И тогда он, опуская руки, устремился разумом к Оэглиру, стараясь снять боль…

Эльфы потешно дергались, но ничего не могли поделать. И Арохир снова решительно опустил руки, ломая пальцы Оэглира. Больдог стремительно потянулся своей волей в брешь приоткрывшегося Арохира, желая не нащупать что-то, так хоть напугать эльфа, отучить его пытаться помочь своим. И в самом деле — узнать ничего не узнал, но помешал.

— Ты не тревожься за меня, голуг, — орк стал скручивать пальцеломалку (нельзя с такими тонкими костями много играться, так и покалечить недолго, а без особого повеления Волка никого калечить было нельзя). Но зато можно было сломать руку выше — от запястья до локтя, и при том сломать эту руку дважды, сначала одну кость, потом другую.

— Давай, Арохир, у нас с тобой сегодня еще много работы. Вишь, феаноринг начал подавать голос, давай его дальше дожмем.

Лагортал, не имея возможности говорить через кляп, сделал знак Эвегу подойти. Творившееся было хуже, чем просто пытка. Это грозило не только хроа…

— Я… я скажу нечто, но лишь при одном условии. Никого из нас больше не поставят в такое положение, когда один вынужденно причиняет боль или вред другому и не может избежать этого.

Эвег только радостно свернул глазами, когда Лагортал попросил говорить и обещал в чем-то поддаться.

— Ты просишь очень многого, — заговорил целитель. — Тебе придётся отдать не меньше. Расскажи все, что знаешь о цели вашего посольства, и тогда ты получишь, что хочешь, — Эвег неожиданно для себя самого наклонился близко к уху пленника и прошептал: — Только пусть Маирон поклянется тебе.

«Я это делаю только для того, чтобы пленник поверил мне, чтобы доверял, и я мог вытягивать из него знания и дальше», — уверял самого себя Эвег.

Лагортал сжал зубы, опустил голову. Отдать не меньше… Цель посольства — он знал о ней, хотя и без тех подробностей, что были изложены в письме и были известны только Линаэвэн. Было опасно говорить о том, но… фэа Арохира грозила опасность. Лорд Нарготронда уже не впервые опускал руки, зная, что от того кости Оэглира будут сломаны.

— Спасибо за предупреждение, — тихо отозвался Лагортал. — Эвэг, если так тебя зовут, — это было имя, подобающее человеку — вряд ли умайа действительно носил его, но так он здесь представлялся.

— Энгватар, — поколебавшись ответил целитель. — Так меня звали, — этот эльф благодарил его… после всего, что он делал… Как уже было когда-то… Умаиа постарался поскорее отогнать неуместную тоску.

— Веди меня к Саурону, — решился нолдо.