Птица-хохотунтья.

Кинги наполнил из термоса стаканы белой тягучей жидкостью и подал их Питеру и Ганнибалу.

— Ну, что скажете? — с тревогой спросил он, когда Питер, глотнув, сделал глубокий, судорожный вдох. 

— П-превосх-ходно, — прохрипел Питер.

— Мое собственное маленькое изобретение, — с гордостью сказал Кинги. — Изящная смесь белого рома, кюммеля[17], кокосовых сливок и молока. На меня с одного глотка оказывает такое неуважительное воздействие, что пришлось окрестить его «Оскорбление величества».

Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, сделал глоток из своего стакана, но прежде чем проглотить покатал его во рту, и затем спросил:

— Ну, мистер Фоксглав, надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?

— Боюсь, что нет, сэр, — ответил Питер. — Видите ли, перед направлением сюда я служил на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира. 

— Какая жалость, — вздохнул Кинги. — Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кого сверг. Попадаешь в неловкие ситуации, — отправишь поздравительную ноту какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто я не интересуюсь тем, что происходит в мире. 

Ганнибал издал короткий смешок, но промолчал.

— Мистер Фоксглав, — продолжил владыка, — не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда ее читаешь, начинаешь думать, что все сочинено слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы, — все они в моем альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сурбитоне, где я жил, когда был студентом Лондонской школы экономики. — Парень идет по дороге, ему на голову падает кусок зеленого льда, он теряет сознание. — Кто бы мог ожидать, что такое произойдет в тихом Сурбитоне. Полиция установила, что это была замерзшая моча, выброшенная из пролетающего на большой высоте реактивного самолета. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть.  Я спрашиваю вас, к чему катится мир, когда можно погибнуть  в Сурбитоне от такой ерунды? Или вот еще: читаю в «Сингапур таймс», что по слухам, принц Улиток[18] скоро женится. Превращение членов королевской семьи в беспозвоночных, несомненно, должно караться длительными сроками тюремного заключения, не так ли?

— Раз так, то бедняга Мартин Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения, — сказал Ганнибал. — Как вам понравился ваш портрет на первой полосе?

— Неплохо, — сияя от удовольствия, сказал король. — Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Мартину Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удалось разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему депортацией! Интересно, почему он никогда не обращает внимания на мои письма.

— Считайте, вам повезло, что он не напечатал ни одного, — заметил Ганнибал.

— А я бы хотел, чтобы он это сделал, — задумчиво сказал монарх. — Я так мечтал когда-нибудь напечататься!

— Боюсь, — хмуро сказал Ганнибал. — Если вы дадите Мартину материал для публикации, там будет столько опечаток, что будет смеяться весь остров.

— Так это же замечательно! Если бы не юмор, который так и брызжет со страниц «Голоса Зенкали», я бы давно уже отрекся от престола! Несколько недель назад я прочел там буквально следующее: «Король обходит строй почетного караула. На нем — в атласное свадебное платье цвета персика, украшенное брюссельским кружевом, в руках — букет белых лилий. Подруги невесты — капрал Аммибо Аллим и сержант Гула Масуфа — получили награду за храбрость». — И Кинги расхохотался, запрокинув голову. Его гигантское тело сотрясалось от смеха. Отсмеявшись, вытирая глаза, он произнес:

 — Мистер Фоксглав, если когда-нибудь станете у кормила власти, пусть вашей прессой руководит ирландец, а наборщиком будет зенкалиец, это сделает вашу жизнь насыщенной. 

— На сколько вы назначили заседание совета? — спросил Ганнибал, поглядев на часы.

— Ах, Ганнибал, Ганнибал, — раздраженно сказал Кинги. — Зачем напоминать мне о делах, когда я так наслаждаюсь жизнью?!

— Вы будете ставить на голосование вопрос об аэродроме?

— Да, разумеется, — Кинги посмотрел на Ганнибала взглядом человека, испытывающего неловкость. — Черт возьми, Ганнибал, я знаю, что тебе не нравится эта идея, но многим она нравится. Ну же, мой дорогой друг, признай, что ее реализация принесет определенную пользу острову. Идея не может быть такой уж плохой.