Птица-хохотунтья.

Когда Питер добрался до дома Ганнибала, у него сильно болела голова и измучила жажда. Ганнибала он нашел  сидящим за столом в своем гигантском кресле-качалке в длинной светлой гостиной, охлаждаемой крутящимися вентиляторами. Вокруг него свора его любимых собак, папки с бумагами на столе и на полу. Ганнибал усердно писал, — на кончике носа очки. Он поднял глаза на Питера, молча указал на столик с напитками и снова вернулся к своей писанине. Питер налил себе выпить и сел на стул рядом с Ганнибалом. Так он сидел, потягивая напиток. Ганнибал наконец закончил писать, перечел написанное, снял очки и поднял стакан:

— Твое здоровье.

— Ваше здоровье, — ответил Питер.

Какое-то время друзья молча пили.

— Ну, — наконец сказал Ганнибал. — Что нового?

Питер сделал большой глоток, а затем поведал Ганнибалу о предложении Джагга. Ганнибал захохотал, раскачиваясь взад и вперед в своем огромном кресле: 

— Ну и нахал!  Ну и наглец. Надо же, «королю людоедов»… Кинги живот надорвет от смеха!

— Вы собираетесь ему рассказать об этом?! — встревожился Питер.

— Конечно, почему бы и нет?  — Старина уже несколько дней не смеялся как следует… он будет в восторге.

Питер снова наполнил стаканы и сел: 

— Ну а как вам весь этот идиотизм? Этот американская арфа[51], требующая добавки льда, или этот швейцарец со своими часами?

— А понимаешь ли ты, что, глумясь над столь любимым американцами льдом и над швейцарскими часами, ты посягаешь на культурные основы двух великих держав? — торжественно изрек Ганнибал.

— Ну ладно, — с улыбкой сказал Питер, — послушайте про этого проходимца Лужу. Это куда существеннее.

— Лужа? А ему-то что от тебя надо?

Питер поведал о визите Лужи и о том, чем он закончился. Ганнибал присвистнул:

— Должно быть, он сильно нервничает, если пытался подкупить вас с Одри. Сделать такую глупость. Может быть на него кто-то сильно давит?

— Кто, на него может давить? — спросил Питер.

— Ну, хотя бы твой дядюшка Осберт. Мне никогда не нравился его союз с Хаммером — более прочный, чем связь сиамских близнецов, — а как только я узнал, что Лужа знаком с твоим дядюшкой, я почувствовал, как здорово запахло жареным.

— Вы хотите сказать, что мой дядюшка выиграет от строительства? По-вашему, он тоже сорвет на этом куш?

— Случались и более странные вещи, — заметил Ганнибал. — Вся беда в том, что у нас нет доказательств… Во всяком случае, таких, которые могли бы быть приняты к сведению в суде. 

— А эти доказательства каким-то образом можно получить, как вы считаете? — взволнованно спросил Питер. — Ведь тогда всей этой затее со строительством придет конец, не так ли?

— Не уверен, хотя это, несомненно, дало бы нам передышку. Но я не представляю, каким путем мы можем их раздобыть. Разве только эта отвратительная троица явится сюда и вручит нам покаянное письмо с подписями. Но что об этом мечтать. Поедемте-ка лучше на заседание Законодательного Совета  и посмотрим, как там пойдет дело.

Совет состоял из вождей Гинкасов и Фангуасов, по двадцать человек с каждой стороны; при равенстве голосов решающий голос оставался за Кинги. Они сидели в своих ярких одеждах, вокруг длинного, до блеска отполированного стола. Кинги выглядел великолепно в мантии пурпурного цвета с золотым шитьем у ворота и на манжетах. На общем фоне резко выделялся один только Лужа в неизменном безупречном европейском костюме с галстуком. Когда Ганнибал и Питер заняли положенные места, Кинги обратился к собравшимся с речью. Говорил он своим богатым раскатистым голосом, который прямо-таки создан был для риторики:

— Я начну вот с чего. Совет должен уяснить одну простую вещь. Невозможно лишать фангуасов их вновь обретенного божества — это было бы равносильно лишению племени гинкасов их божества. Стоящая перед нами проблема заключается в том, что Птица-хохотунья и дерево Омбу погибнут, если будет построен аэродром. А парламент уже за это проголосовал. И сегодня мы должны решить, как построить аэродром без нанесения ущерба религиозным чувствам фангуасов. Сейчас я подойду к каждому и попрошу его высказать свое мнение в индивидуальном порядке. После этого может быть открыта общая дискуссия. 

Кинги медленно обходил стол и спрашивал, у кого какие идеи. Кто-то высказывался кратко и по существу, но большинство, не имея никаких конкретных предложений, тем не менее не прочь были почесать языками и бубнили, что Бог на душу положит, наслаждаясь звуком собственного голоса. Ганнибал слегка пофыркивал от нетерпения и в какой-то момент написал Питеру на клочке бумаги: «Ходят по кругу, толкут воду в ступе… я же говорил Кинги, что так и будет. Впрочем, я дал ему одно предложение, должно сработать. Напомни мне, что я хочу встретиться с этим настырным Друмом». 

Наконец, после бесконечных дискуссий, после двух часов криков, Кинги поднял руку, призывая к тишине, а когда она наступила, по-отечески улыбнулся сидящим за столом, и произнес:

— Благодарю всех за то, что вы так серьезно отнеслись к этому вопросу и внесли такие дельные и разумные предложения.