Птица-хохотунтья.

Между тем Лужа, придя в сознание и поняв, что его могут обвинить в ряде преступлений, в том числе в покушении на убийство, предложил сделку. — В обмен на смягчение своей участи он может помочь Кинги в борьбе против строительства аэродрома и плотины. Он отдаст Кинги письменные доказательства, что сэр Осберт и лорд Хаммер намеревались сорвать на этом огромный куш. Кинги, который не прочь был при случае схитрить, утаил от Лужи, что планы строительства теперь окончательно отпали. И сказал, что в обмен на документы, компрометирующие сэра Осберта и лорда Хаммера, и письменное признание Лужи в участии  во всем этом деле, он просто выгонит Лужу с Зенкали, и против него не будет выдвинуто никаких обвинений. Лужа ухватился за предложение владыки как за соломинку, и капитан Паппас вывез его с острова, честно отработав свои пятьсот фунтов. Затем Кинги вызвал сэра Осберта и лорда Хаммера во дворец на совещание.

— Лужа, которого вы оба знаете, — начал Кинги ледяным тоном, — был членом моего кабинета. Он уволен и выслан с Зенкали за множество прегрешений, главное из которых то, что он стремился протащить идею строительства аэродрома и плотины незаконным путем, поскольку это сулило ему большие деньги.

В зале воцарилась зловещая тишина. Во время этой затянувшейся паузы лицо сэра Осберта несколько раз меняло цвет, становясь то красным, то белым, то бледно-желтым, а лорд Хаммер, покрывшись испариной, перекладывал, словно детские кубики, бумажник, футляр очков и портсигар.

— Причиной того, что суровое тюремное заключение было заменено ему высылкой, стало не только его чистосердечное раскаяние, но и ряд переданных им мне документов, свидетельствующих о виновности вас двоих… э-э-э… джентльмены в…

— Подлог! Сплошной подлог! — прорычал  сэр Осберт.

— Так вы ему поверили? Нельзя доверять таким, как Лужа, — пробормотал лорд Хаммер.

— Тем не менее эти документы заронили в мою душу сомнения и могли бы вызвать серьезные опасения у членов правительства. К счастью, мне нет необходимости предавать эти документы им, и вообще предавать документы огласке. (Сэр Осберт вздохнул с облегчением, а лорд Хаммер вытер взмокший лоб.) Все эти документы, даже если они подлинные, теряют свое значение. Поскольку профессор Друм доказал, что без долины Хохотуний  экономика острова терпит крах, и, следовательно, долина не подлежит затоплению ни при каких обстоятельствах. Но эти документы, вместе с признанием Лужи, будут находиться в особой папке и в случае необходимости могут быть использованы в будущем.

— А не лучше ли просто их уничтожить? — предложил сэр Осберт. — Попадут еще в недобрые руки!

— Вот именно! Все эти злостные наветы! — поддержал лорд Хаммер.

— Эти бумаги — в моих надежных руках, — мягко сказал Кинги, — и всем остальным будут недоступны. Теперь о другом. Посылка сюда войск и гостей обошлась британскому правительству в кругленькую сумму, и я полагаю, что не стоит пускать эти деньги на ветер. Для нас обретение вновь старинного божества — великое событие, вполне достойное празднования. Поэтому в следующий вторник состоятся грандиозный парад, народные гуляния и торжественный ужин в саду. Надеюсь, сэр Осберт, я могу рассчитывать, что находящиеся на острове войска примут участие в торжествах?

— О да… да, конечно, — сказал слегка ошеломленный сэр Осберт. — Я… буду рад помочь… Я буду только рад, если в столь уникальном мероприятии будет и капля моего участия.

— Да, да. Можете на нас рассчитывать, — подал свой голос лорд Хаммер. — Мероприятие будет действительно уникальным.

— Прекрасно. Ценю вашу любезность. Я передам юному мистеру Фоксглаву, чтобы он поддерживал с вами связь, когда дело дойдет до окончательного согласования деталей. — И с этими словами Кинги закончил «совещание».

Питер и Одри вернулись из Долины Хохотуний для участия в заседании парламента, на котором Кинги должен был огласить решение относительно плотины и аэродрома. Вернулись они вечером, накануне этого события. Клетка с парой хохотуний, которую они привезли с собой, была размещена в королевском саду. 

Кинги и Ганнибал уже двое суток трудились над текстом выступления Кинги. Они переписывали его уже шестой раз, к трем часам ночи выдохлись окончательно, и Ганнибалу все труднее становилось высказывать свои аргументы в дипломатическом тоне. Видя такое дело, Кинги наклонился к Ганнибалу, взял его за запястье своей большой рукой, и успокаивающее произнес:

— Дорогой друг, не ворчи на меня так. Мы оба знаем, что это будет самая важная речь из всех, которые я когда-либо произносил, поскольку в ней пойдет речь о будущем моего народа, моей страны, как сделать его достойным. Мне очень повезло, что у меня есть ты, что ты помогаешь мне в этом, как всегда помогал во всем.

Ганнибал взглянул на владыку и улыбнулся:

— Вы слишком деликатны для монарха. Я веду себя как вспыльчивый олух. Не обращайте на меня внимания.

— Нет, мой друг, я тебя очень ценю, потому что твои советы всегда хороши, и основаны на любви к Зенкали. А также, не скрою, я чувствую твою привязанность и ко мне, что мне очень льстит.