Птица малая

Резким движением Отец-генерал поднялся на ноги и отошел от стола, чтобы взять паузу на размышления. Холодный пот и дурнота Эмилио были ему знакомы, хрупкое тело его было безжалостно выставлено на всеобщее обозрение. Джулиани сам ухаживал за ним во время ночных кошмаров и с душевным смятением наблюдал за тем, как Сандос соединял себя воедино, увязывая отдельные фрагменты бог весть каким упаковочным шнуром. Забыть это все было совершенно невозможно, даже когда Сандос находился в самом худшем расположении духа. И воспринимал даже самую искреннюю попытку помочь себе как серьезное оскорбление и личную обиду.

И Отец-генерал задумался над тем, каково это человеку, находящемуся в расцвете сил, ощущать себя таким хрупким и слабым. Сам Винс Джулиани никогда не болел ничем более серьезным, чем простуда, не получал травм, более серьезных, чем перелом пальца. Как знать, подумал он, возможно, на месте Сандоса я бы тоже скрывал свою боль и огрызался на любые проявления сочувствия…

– Вот что, – проговорил он, смягчаясь и возвращаясь к столу. – Эмилио, вы вне всякой конкуренции самый крепкий сукин сын из всех, кого я встречал в жизни. Я восхищен вашей силой.

Сандос бросил на него яростный взгляд.

– Совершенно серьезно, без шуток! – воскликнул Джулиани. – Общеизвестно, что, порезавшись бумагой, я однажды требовал общий наркоз.

Смех. Искренний смех. И, вдохновленный небольшой победой, Джулиани рискнул попросить:

– Вы прошли через ад и всем нам с избытком доказали, что не являетесь слабаком. Но как мы можем помочь вам, Эмилио, если вы никому не говорите о том, что с вами не так?

Сандос ответил не сразу и едва слышным голосом:

– Я говорил Джону. О моих руках.

Джулиани вздохнул:

– Ну, можете принять за данность, что Кандотти сохранит тайну.

Идиот, укорил он себя. Подобные откровенности под разряд соблюдения тайны исповеди не попадают. Впрочем, Сандос, возможно, воспринимал свои слова иначе.

Поднявшись, Джулиани отправился в персональный туалет, примыкавший к его кабинету. Он вернулся оттуда со стаканом воды и парой таблеток, которые положил на стол перед Сандосом.

– Видите ли, я не принадлежу к людям, которые считают излишние страдания благородными, – сказал Джулиани. – Отныне принимайте лекарства, когда ваши руки будут болеть.

Он проследил за тем, как Эмилио с трудом подобрал их одну за другой, отправил в рот и запил водой.

– И если эти таблетки не будут помогать, вы скажете мне, понятно? И мы подберем вам что-нибудь посильнее. Я уже послал за Сингхом. И надеюсь, что вы расскажете ему, что именно не так с этими протезами. И если он не сумеет исправить, мы обратимся к кому-то другому.

Взяв стакан, Джулиани отнес его назад в туалет и задержался там на несколько минут. Когда он вернулся, Сандос, осунувшийся и бледный, еще сидел за столом. Воспользовавшись моментом, Отец-генерал вернулся за свой стол, взял планшет и набрал код, открывавший доступ к файлу, с которым были знакомы только он сам и еще двое людей, которых уже не было в живых.

– Эмилио, я пересматривал текстовые версии отчетов отца Ярброу. Я читал их в прошлом году, когда сотрудники Обаяси нас известили о вашем появлении, но сейчас, конечно, я отнесся к ним более внимательно, – проговорил Винченцо Джулиани. – Ярброу описывал ваш первый контакт с девочкой Аскамой и селянами руна примерно теми же словами. Но, должен сказать, что его описание оказалось куда более поэтичным, чем ваше. Более того, он был глубоко растроган этой встречей. Как и я сам, когда читал его описание.

Сандос не отреагировал, и Джулиани усомнился в том, что он слушал его.

– Эмилио? – Сандос посмотрел на него, и Джулиани продолжил: – Закончив свое описание первого контакта в шифрованном приложении, предназначенном только действующему генералу, отец Ярброу написал о вас следующее: «Я верю, что его вдохновлял Святой Дух. Возможно, что сегодня я смотрел в глаза святого».

– Прекратите.

– Простите? – Джулиани оторвался от текста, моргая; он не привык, чтобы к нему обращались в подобной манере, даже с глазу на глаз, даже из уст человека, чьи ночи теперь стали частью его собственных, чьи кошмары прерывали его собственный сон.

– Прекратите. Оставьте мне хоть что-то. – Сандоса трясло. – Не надо перебирать мои кости, Винс.

Наступила продолжительная пауза, Джулиани взирал в жуткие глаза, просчитывал последствия.

– Простите меня, Эмилио, – проговорил он. – Простите меня.

Сандос посмотрел на него чуточку дольше, немного отвернулся, стараясь унять дрожь.

– Вам не понять, как это было. Не поймете, не получится.

Это следует понимать как извинение на его собственный лад, понял Джулиани.

– Но, быть может, вы все-таки попробуете объяснить мне, – аккуратно предположил Отец-генерал.