Вокруг него звенел, вибрировал и грохотал город, скрипели и шелестели торговые лавки и промышленные мастерские… к этим шумам добавлялся лязг металлообрабатывающих мастерских, скрип деревянных колес, грохотавших по булыжным мостовым прямо возле склада; к звукам ремесла и торговли примешивались крики, доносившиеся от гавани, где шесть сотен кораблей, с трюмами, полными грузов, привезенных со всего южного побережья самого крупного материка Ракхата, ожидали своей очереди на разгрузку у причалов Гайжура, самого крупного из рынков сбыта.
Рано изгнанного из родного гнезда Супаари принесло в Гайжур словно бы водами двухлунного прилива. Вниз по течению реки он доплыл на торговом корабле руна, нагруженном огромными корзинами с карминово-лиловыми цветками
И уже скоро, вдохновленный требованиями и рисками торговли в самом большом торговом городе мира, Супаари понял, что обрел свое место и официально назвался гайжурцем – ВаГайжур. Начал он с места посыльного у другого третьего сына, явившегося сюда всего пятью годами раньше его, но уже преуспевавшего за пределами всякого представления молодого Супаари о богатстве. На этой службе он выучил универсальные законы торговли: купи дешевле – продай дороже; сокращай расходы, увеличивай прибыль; ощущай эмоции рынка, но не подчиняйся им. И он нашел собственную нишу: готовность, стремление учиться у руна, говорить на их языке, уважать их обычаи и вести дела непосредственно с ними.
В основу его состояния легла случайная реплика одной рунаo, жительницы среднегорья, явившейся в Гайжур, чтобы выгоднее продать пряжу, которую изготавливали в ее деревне. В этом году на плато Синтарон прошли необычно сильные дожди, сказала она и добавила:
–
В тот же день Супаари переговорил с несколькими корабельщиками, работавшими на речной дороге Пон. Они совершали путь менее чем за пять дней. Вода высока, сказали они ему, течение сильное и быстрое. Собрав все свои сбережения и заняв под проценты на два года крупную сумму, Супаари заключил контракт на поставку
Постепенно он приобрел репутацию знатока событий жизни руна. Но хотя знание его приносило доход и богатству его завидовали, источник его состояния оставался презренным в глазах почтенных гайжурских жана’ата, и он оставался для них чужаком. Мир его составляли другие третьеродные сыновья, по сути дела его конкуренты, и руна, его добыча, хотя он и наслаждался их обществом.
Изгнание из общества раздражало его, однако к нему присоединялся и другой источник недовольства – лишавший жизнь Супаари истинного наслаждения, заставлявший его недоумевать и пытаться понять, зачем ему нужны все эти труды. Положение его братьев, по праву наследования владевших крохотным и отсталым родным городком, теперь не казалось ему особенно завидным – тем более что его окружало кишащее всякого рода осмысленной деятельностью собственное крупное и ухоженное имение, с роем слуг, складских рабочих, посыльных и конторских служащих. И тем не менее его братья располагали тем, в чем было отказано ему, как и всякому третьеродному: детьми, наследниками, потомками.
Из этой ловушки существовали пути. Смерть бездетного старшего отпрыска открывала дорогу третьему, конечно, при том условии, что он мог доказать, что не убивал первородного или второродного. К тому же вело и бесплодие, если старший отпрыск готов был признаться в таком состоянии прилюдно и передать свой статус и семейное положение младшему. И в чрезвычайно редких случаях третий мог быть возведен в сан Основателя и таким образом начать собственный род.
И с этой возможностью – и с семью небольшими коричневыми зернышками, обладающими непревзойденным ароматом, и с изысканной скукой Хлавина Китхери – Супаари ВаГайжур связывал теперь свои надежды.
К середине дня, завершив свои обыкновенные дела, Супаари вызвал быстрый водорез, чтобы его отвезли на середину бухты, на остров Фатцна, в квартал стеклодувов.