Птица малая

Когда легкая лодочка выскочила на тонкий белый песок, ему с опозданием подумалось, что лучше было бы взять с собой Чайипас, чтобы та помогла ему в выборе флакона с двойными стенками. Слишком поздно, решил он, расплачиваясь с хозяйкой шеста и лодки, и попросил ее вернуться за ним после первого заката, после чего начал систематический обход мастерских и лавок. В конечном счете он купил не один, а три небольших флакона, каждый из которых, по его суждению, был лучшим в собственном стиле, начиная от классически вычурных очертаний и кончая прозрачной хрустальной чистотой.

Когда паромщица вернулась, он попросил ее пристать к берегу возле Изао. С удовлетворением отметив число женщин руна, уже украшенных водопадом лент, Супаари вычислил Чайипас возле одной из съестных лавок, пригласил ее внутрь и, объяснив цель, спросил ее мнение о флаконах.

Чайипас встала, оставив кушанье и Супаари, вышла из кухарни, и немного прошла по склону вверх, до места, откуда открывался вид на дворец Галатны. На его витые мраморные колонны, посеребренные, покрытые тонкой чеканкой ворота, шелковые тенты, покрытые глазурными плитками золотые стены, на которых играли отражения двух трехсторонних фонтанов, рассыпавших в воздухе огоньки капель надушенной драгоценными ароматами воды, в лучах солнц зажигавшиеся огненными искрами.

– Посреди потопа сердце алчет засухи, – промолвила Чайипас, вернувшись, и поставила перед ним самый простой из флаконов. А потом, протянув обе руки к нему, сказала с теплотой, растопившей его душу: – Сипаж, Супаари. Пусть у тебя будут дети!

* * *

ХЛАВИН КИТХЕРИ БЫЛ ПОЭТОМ, и его всегда особенно возмущало то, что слово «рештар», титул его, звучит так величественно.

Рештар. Слово это всегда произносилось в два слога, медленно и с достоинством. Его нельзя было проговорить быстро или небрежно. Оно обладало долей истинного величия, которым никогда не обладал сам поэт. Однако означало оно всего лишь «запасной» или «добавочный» в смысле наследования. Ибо подобно коммерсанту Супаари ВаГайжуру, Хлавин Китхери являлся третьеродным сыном.

Общие черты их жизней этим не исчерпывались. Родились они в одно и то же время года, около тридцати лет назад. Как третьи дети, они вели жизнь в принудительном бесплодии – закон не позволял им жениться и иметь детей. Оба они добились в своей жизни много большего, чем можно было ожидать с учетом их положения по рождению. И все же, поскольку почести им полагались не по наследству, а по достижениям, оба они во многом существовали вне рамок своего общества.

На этом сходство кончалось. В отличие от Супаари, решительным образом являвшегося аристократом средней руки, Хлавин Китхери был отпрыском самого старинного и благородного рода Ракхата и некогда находился на третьем месте в последовательности наследования высшего сана Инброкара. В случае рештара третьеродность не считалась семейным скандалом, но рассматривалась в качестве ошибки в расчете аристократического рождения. Согласно традиции, благородные дамы рожали часто, так как сыновья их гибли в большом количестве.

У родителей Супаари не было подобного оправдания для своей оплошности. И если подобные Супаари мужчины часто понять не могли, зачем их рожали, то назначение рештара было вполне очевидным: существовать в качестве замены старшему брату, если тот погибнет или не сможет далее исполнять свои обязанности прежде, чем у него родится наследник, посему обучение рештари велось универсальным образом, их воспитывали так, чтобы они могли и воевать, и править, поскольку на долю их могла выпасть и та, и другая участь или же вообще никакая.

В прежние дни вероятность наследования рештаром положения брата была достаточно высока. Ныне же, в условиях долгого мира, установленного Тройственным Союзом, большинство аристократов-третьих просто влачили бесцельную жизнь – ублаженные слугами, усыпленные праздностью, одурманенные стерильными удовольствиями.

Тем не менее перед рештари был открыт и другой путь, понятным образом именуемый Третьей Стезей, – путь учености. История и литература, химия и физика, генетика, теоретические и прикладные науки, общая архитектура и дизайн, поэзия и музыка – все эти отрасли знания были открыты перед аристократами-третьими. Изгнанные из династии или, напротив, освобожденные от ее нужд – рештари Ракхата обладали свободой, позволявшей им искать смысл жизни в других сферах, или были вынуждены это делать. Если рештар был достаточно осторожен и, пребывая в своем изгнании, не устраивал опасного заговора, тем самым пробуждая подозрения в душе параноидально настроенного брата, то иногда ему удавалось оставить после себя некое интеллектуальное наследие, точнее – сделать заметный вклад в науки или в искусство.