Птица малая

Сандос замер на месте, окаменев, отказываясь что-либо понимать. Он не хотел верить словам Джулиани, он хотел заставить себя посчитать его слова несущественными, но это было не так. Факт этот менял все, и сейчас он пытался припомнить каждый их разговор, почти теряя сознание от страха, пытаясь вспомнить, не случилось ли ему неосознанно сказать ей что-то обидное, способное задеть ее.

Джулиани пододвинул ему кресло:

– Садитесь, Эмилио. Конечно, для вас это является потрясением.

Будучи ученым, Джулиани вовсе не приветствовал ограничения научного знания, но речь здесь была о более крупных вопросах, о предметах, которых Сандосу не следовало знать. Он и сам не был доволен тем, что упомянул в данной ситуации о Мендес, однако провокация оказалась полезной, она могла вскрыть некоторые пока неясные аспекты, если только он сумеет заставить Сандоса раскрыться.

– Вы не знали этого?

Все еще ошеломленный Эмилио покачал головой:

– Она сказала однажды, что предпочитает кабалу у брокера проституции. Я думал, что она выражается фигурально. Я не представлял… Но ведь она тогда была еще совсем ребенком, – в ужасе прошептал он. Как только она сумела выдержать подобное обращение? Которое при всех ресурсах взрослого организма едва не погубило его самого.

Она спасла ему жизнь – созданная ею навигационная программа привела «Стеллу Марис» к Земле почти через год после ее собственной смерти на Ракхате. Он, сломленный одинокий человек, не был способен справляться с управлением кораблем. Все сделали написанные Софией программы – столь же эффективные, логичные и компетентные, как их создательница. Иногда он вызывал начальный экран, запускавший всю навигационную программу, и смотрел на написанную ею памятку на иврите. «Живи, – гласила она, – и помни». Понемногу воспоминание это становилось нестерпимым, и он заставлял себя выключить экран, пытаясь не сорваться в мигрень. Она мертва, думал он, и я тоже могу умереть. Но дело наше не заслуживает погребения.

– Мне все равно, – сказал он наконец, и Джулиани понял, что провокация его не сработала. – Я хочу, чтобы наши работы были опубликованы. Моральное негодование по поводу половой жизни авторов неуместно. A также статьи Энн и Д. У.! Я хочу, чтобы было опубликовано все. За три года мы отправили примерно две сотни статей. Винс, это все, что осталось от нас… тех, какими мы были…

– Ладно, ладно. Успокойся. Мы можем вернуться к этому вопросу. Речь идет о предметах много более важных, чем ты представляешь. И помолчи, пожалуйста, – сказал Джулиани, заметив, что Сандос открыл рот. – Мы говорим о фундаментальной науке, а не о партии спелых груш. Информация не портится. Мы и так уже задержали публикацию на двадцать лет по причинам, казавшимся здравыми и достаточными троим сменявшим друг друга генералам Ордена, Эмилио. – Он мог позволить себе и несколько надавить. – Чем скорее завершится наше слушание и мы точно узнаем, что и как происходило на Ракхате, тем быстрей общество сумеет принять решение о возможности публикации. И я обещаю, что к тебе обратятся за консультацией.

– За консультацией! – воскликнул Сандос. – Вот что: я хочу, чтобы наши работы были опубликованы, и если…

– Отец Сандос, – сложив руки на столе, напомнил ему Отец-генерал Общества Иисуса, – информация эта не является вашей собственностью.

На мгновение воцарилась тишина, прежде чем Сандос осел в своем кресле и отвернулся, закрыв глаза и сжав губы. Это было поражение. Примерно через минуту одна из его облаченных в перчатку рук непроизвольно поднялась к голове и прикоснулась к виску. Джулиани поднялся и отправился в туалет за стаканом воды и бутылочкой програина, которую теперь держал под рукой.

– Одну или две? – спросил он, вернувшись. Одной таблетки хватало не всегда; две укладывали Сандоса наповал.

– Одну, черт побери.

Джулиани положил таблетку на ладонь протянутой к нему руки Сандоса и посмотрел, как тот отправил ее в рот, а потом взял стакан между запястьями. В сшитых Кандотти митенках он достаточно непринужденно справлялся с некоторыми делами. Перчатки эти мигом напомнили Джулиани о том, что ими пользовались мотоциклисты; атлетические аллюзии и без протеза придавали рукам Сандоса более здоровый вид, если не особо приглядываться. Новые протезы находились в процессе изготовления.

Джулиани отнес стакан обратно в уборную, и когда вернулся, то обнаружил, что Сандос сидит, положив руки на стол и опустив голову на тыльную сторону ладоней. Услышав шаги Джулиани, он едва ли не беззвучно произнес:

– Выключи свет.

Сделав это, Джулиани отправился к окну и задернул тяжелые наружные шторы. День опять выдался пасмурным, однако даже неяркий свет раздражал Эмилио во время приступа мигрени.

– Хочешь лечь? – спросил генерал.

– Нет. Блин. Скоро пройдет.

Джулиани вернулся к столу. Чтобы не открывать самому дверь и не объяснять ситуацию собравшимся снаружи, он отправил по сети сообщение привратнику и попросил его известить ожидающих о том, что послеобеденное заседание не состоится.