В ТУ НОЧЬ ВСЕМ ПРИШЛОСЬ не один раз просыпаться из-за шума, который невольно производил Д. У., когда ему приходилось вскакивать, причем он час от часа слабел. Перед самым рассветом их пробудил на сей раз несомненной природы запах и стон Д. У. «О, мой боже». Все остались лежать без сна, якобы ничего не замечая, внимая негромкому шепотку Эмилио, по-испански увещевавшего Ярброу, и смиренные всхлипывания последнего.
Аскама спала, ничего не замечая, но Манузхай вдруг встала и вышла из помещения. Энн неподвижно лежала рядом со спящим Джорджем, внимательно прислушиваясь и взвешивая шансы, пока Эмилио убирал за Д. У. – столь же уверенно и невозмутимо, как профессиональная ночная няня. Д. У. унижен. Тридцатилетний запрет на чужие прикосновения уже нарушен. Участие женщины только ухудшит его состояние, решила она. Энн слышала, как Эмилио уговаривал Ярброу выпить еще воды, прокипяченной, подслащенной и подсоленной. Жуткое на вкус питье не лезло в глотку Д. У., но Эмилио еще раз напомнил ему о том, насколько опасно в его состоянии обезвоживание, и с привычной легкостью опытного больничного врача Энн разрешила себе уснуть, доверившись суждению Эмилио, если не Божьей воле. Через какое-то мгновение появилась и Манузхай со стопкой простых плетеных циновок, использовавшихся руна при уходе за младенцами. Эмилио помог Д. У. приподнять таз и подсунул одну из них под него, прежде чем снова укрыть больного. Манузхай, неоднократно просыпавшаяся, для того чтобы проводить двоих иноземцев по темной и каменистой тропке к реке, и видевшая нежность, с которой один из них ухаживал за другим, похлопала Ярброу по руке, ободряя его совершенно человеческим жестом, и отправилась досыпать где придется.
МАРК РОБИШО давно заметил, что природная склонность к раннему пробуждению является необходимым, но недостаточным условием бытия человека, намеревающегося благополучно перенести стадию образования и дожить до рукоположения в сан. Он лично знал нескольких человек, которые могли бы стать священниками, если бы не варварское нарушение естественных для них временных рамок сна.
Среди присланной иезуитами миссии на Ракхат Марк Робишо обыкновенно фигурировал в качестве альфы, а Джимми Куинн являлся омегой, так что в помещении все, как всегда, замолчали, когда он сел и огляделся по сторонам. В короткой утренней бездумности, поражающей даже ранних пташек, ночные события оказались забытыми; а потом Марк увидел Сандоса в спальном мешке возле постели Отца-настоятеля, и все разом вспомнилось. Затем взгляд его обратился к Ярброу, который, как с облегчением убедился Марк, также спал.
Надев шорты-хаки, Марк, босой, вышел на террасу, где Энн сидела с Аскамой, которая пыталась научить ее невероятно сложной игре с пальцами и веревочкой, в которую играли руна, но известную также в более простом варианте и на Земле. Он вопросительно посмотрел на Энн, она улыбнулась и воздела глаза к небу, покачав головой собственным страхам.
– Иногда они выздоравливают, – напомнил ей Марк.
–
Улыбнувшись в ответ, он направился вниз к реке.
НЕНАДЕЖНОСТЬ, НЕПРОЧНОСТЬ собственного бытия на этой планете вновь выдвинулась на первый план в их размышлениях, и даже возможное выздоровление Д. У. не могло избавить всех от ощущения того, что они пляшут на проволоке, натянутой высоко над землей. Когда, потирая заспанное лицо, на освещенной утренним светом террасе появился Эмилио, Джордж и София пытались сообразить, можно ли привязать к самолетику нечто вроде веревочной лестницы, так чтобы кто-то мог спрыгнуть на землю, пока она будет пролетать над прогалиной на самой малой возможной скорости, и срубить выросшие кусты до того, как она попробует приземлиться. Энн помогала им, предоставляя графические схемы наиболее интересных сложных переломов конечностей, способных стать результатом реализации такого плана, а Марк утверждал, что способен с воздуха определить, какой растительностью заросла посадочная полоса, жесткой или мягкой. Озадаченный Эмилио недолго посмотрел на них и вернулся в постель – после непродолжительного путешествия к реке.
Проспав еще пару часов, он снова вышел на террасу, когда на ногах были все, и даже бледный и помятый Д. У., чувствовавший себя получше и даже отпускавший шуточки относительно Мести Руна. Вернулся Джимми, шатавшийся неведомо где, и оказалось, что одна из проблем разрешилась сама собой. Утром он узнал, что селяне куда-то собрались – убирать какой-то там урожай.
– Клубни
– И они хотят знать, пойдем ли мы с ними, – продолжил свое сообщение Джимми.
– А они этого хотят? – спросил Джордж.
– Не думаю. Один из них говорил, что путь неблизкий, и спросил меня, сумею ли я отнести всех вас, – сказал Джимми. – Надо думать, это была великолепная шутка, если судить по тому, насколько оживленно они дрыгали хвостами. По-моему, они не обидятся, если мы останемся дома. Более того, руна будут даже рады этому.