– У меня все тело болит, – призналась она. – И еще голова болит. Очень сильно. Но это все.
Марк вяло махнул рукой в сторону обломков самолетика.
– Либо мы с вами любимы Богом, либо просто везунчики.
Чуть приподнявшись, она посмотрела на останки самолетика.
– Похоже, что Бог не симпатизирует сверхлегким аэропланам. Чего не скажешь, однако, о Д. У. Ярброу. Он будет в гневе.
Марк в знак согласия воздел глаза к небу. Посмотрев на обломки, София поняла, что разрушение летательного аппарата спасло им жизнь; рама его как раз была рассчитана на то, чтобы разлететься на части при крушении и поглотить энергию удара. Ощутив легкое головокружение, она откинулась на спину и начала прикидывать время, прошедшее после аварии.
– Марк, а радио работает? Наши, конечно, волнуются.
Всплеснув руками, Робишо что-то пробормотал по-французски, направился к груде обломков и начал без успеха перебирать их. Ветер набирал силу, и лоскуты полимерной пленки хлопали под его порывами.
– Робишо, оставьте! – окликнула его София. – Передатчик есть в посадочном катере.
Прислушиваясь к своему телу, она осторожно села. Суставы, мышцы и кости скрипели. Но не вопили от боли. Выбравшись из-под одеяла, она отвела вперед ворот блузки и посмотрела вниз.
– Роскошная цветовая гамма, – отметила она, – такая же, как у вас.
– С учетом различий в топографии местности, – произнес священник с тенью улыбки. Вернувшись, он, пожалуй, слишком быстро осел на землю возле нее, и повесил голову. Спустя несколько мгновений Марк произнес: – Я, конечно, опираюсь на общие соображения, а не на непосредственное наблюдение.
– Марк, – сухим тоном проговорила София, – на тот случай, если нам суждено попасть в новую авиакатастрофу, заранее прошу вас, не стесняйтесь убедиться в том, что мои ребра целы. Скромность едва ли уместна в критических медицинских ситуациях.
Кажется, он покраснел. Впрочем, судить было трудно в оранжевом свете походного фонаря. Над головами их прокатился раскат грома, София посмотрела на гнущиеся под порывами ветра деревья.
– Надо вернуться в посадочный катер.
Подхватив одеяла и аптечку, посвечивая под ноги фонарем, время от времени шипя от боли, они забрались в дверь трюма, располагавшуюся по левому борту, ветер дул справа, поэтому они оставили дверь открытой, чтобы следить за игрой молний. Поначалу ливень был очень сильным, однако довольно скоро успокоился, и громкая дробь капель по обшивке катера даже успокаивала.
– Итак, вы это сделали, – проговорила София, когда шум дождя поутих.
– Пардон? – Вопрос явно озадачил Марка.
– Значит, вы все-таки
– Что? – вознегодовал он. – Нет, конечно же, нет.
– Приятно слышать, – проговорила находившаяся в легком недоумении София. Будь на месте Марка Сандос, она продолжила бы шутку. Чего еще можно ждать от миссионера, сказала бы она ему. Однако ей было непонятно, как обращаться с Марком, которого авария взволновала чрезвычайно. Сама она в общем и целом находилась в удивительно хорошем расположении духа. – А разве вы не должны были это сделать?
– Абсолютно нет. Это было бы совершенно неэтично.
Во время разговора он показался ей более спокойным и не таким рассеянным, поэтому она решила продолжить:
– Но если бы я умирала, разве долг не обязывал вас попытаться спасти мою душу?
– Сейчас не семнадцатый век, мадемуазель. И мы не рыщем повсюду, пытаясь выхватить души умирающих язычников из пасти ада, – произнес Марк с некоторым раздражением. – Если бы вы раньше говорили, что искренне намереваетесь принять крещение, но не прошли наставления в вере, я бы крестил вас из уважения к высказанному намерению. Или если бы вы вернулись в сознание и потребовали крестить вас, я исполнил бы ваше желание. Но без вашего согласия? Без заранее высказанного намерения? Никогда.
Он по-прежнему был расстроен, однако держался увереннее и даже неторопливо поднялся на ноги, покряхтывая от боли. Подойдя к монитору, он вызвал фотографическую карту местности, отделявшей их от деревни Кашан.
– Топать домой придется долго.
И обернулся на ее грудной смешок. Разукрашенное наполовину отмытой кровью и понемногу наливавшимися краской синяками прекрасное сефардское лицо оставалось спокойным и сосредоточенным, однако, окинув трюм смеющимися глазами, София Мендес спросила, изогнув дугой бровь:
– Зачем идти, когда можно лететь?
ПОТОМ ОНИ УСТРОИЛИСЬ СПАТЬ и проснулись поздно, ощущая, как ноет тело и болят ссадины и раны. Впрочем, сознание того, что они живы, и солнечный свет немедленно ободрили их. Позавтракав тем, что нашлось в катере, они занялись делами. София принялась заново знакомиться с летательным аппаратом, тренируя взлет и посадку на имитаторе. Марк же совершил короткий обход леса, который изучал во время первых недель, проведенных на Ракхате, отмечая изменения жизненных форм, которые можно было объяснить переменой времени года. Кроме того, он сходил к могиле Алана Пейса, прибрал ее и недолго помолился.
Ближе к полудню София неловко выбралась из катера и подошла к нему.
– Приготовьтесь, через два часа вылетаем.