Птица малая

Они поднялись на обрыв, дошли до катера, полного привезенной с Земли еды, по пути оживленно обсуждая меню, пока наконец не решили, что каждому будет предоставлено право выбора и, порывшись в запасах, он сможет выбрать то, к чему душа лежит. И пока они так болтали, стало ясно, что о мясе мечтают все, а не только Д. У. Пока руна не было дома, они могли врубить музыку погромче, танцевать, есть мясо, и все были к этому готовы. Руна были строгими вегетарианцами, и они подняли настоящий гвалт в тот первый и единственный раз, когда земляне открыли вакуумпакет с говядиной; помещение, в котором они тогда жили, было объявлено оскверненным совершенно непонятным для землян образом и запрещено к обитанию, временно или навсегда, что также осталось невыясненным. Так что членам иезуитской миссии пришлось эти долгие недели пробыть вегетарианцами, да и на борту «Стеллы Марис» они питались в основном рыбой.

Шагая к катеру и замечая, что Д. У. движется вместе со всеми с изрядной долей прежней энергии, Эмилио вдруг вспомнил про винтовку и предложил Д. У. застрелить пийянот, причем идея эта была воспринята с одобрительными возгласами, запротестовала только София, удивившая всех сообщением о том, что иудеи не едят дичи и что она может найти что-то подходящее в кладовых катера.

Все остановились и посмотрели на нее.

– Охота не кошерна, – сказала она. Никто из них раньше ничего подобного не слышал. Однако София не стала очень сильно возражать.

– Как вам известно, я не соблюдаю всех пищевых запретов, – сказала она тем не менее с легкими смущением. – Я до сих пор не могу заставить себя есть свинину или моллюсков и никогда не ела дичь. Но если вы убьете животное чисто, особой разницы не будет.

– Дорогая моя, если вам ничего другого не нужно, рад буду угодить, – проговорил Д. У., когда они пришли к катеру. Распахнув дверцу грузового люка, он нащупал свое барахло и извлек из него винтовку – старый добрый винчестер, прихваченный им с собой из сентиментальных соображений: им пользоваться его учил родной дед.

Внимательно проверив оружие, Д. У. зарядил его, а потом сделал несколько шагов в сторону одного из пасшихся на равнине стад.

Опустившись на землю, он пристроил ствол на собственное узловатое колено, использовав его в качестве подставки для ружья. Энн следила за тем, как Д. У. прицеливался, она по-прежнему удивлялась тому, как он получает правильное изображение с помощью такого сомнительного оптического аппарата, как собственные глаза, однако он завалил молодого пийанот с расстояния в триста ярдов, и звучные отголоски выстрела загуляли по равнине, отражаясь от холмов на севере.

– Вау, – изрек Джордж.

– Чистая работа, – высказала свое мнение София.

Д. У., удостоенный на несколько часов сана Могучего Охотника, отправился в сторонку разделывать тушу в обществе Энн, впоследствии утверждавшей, что получила интересный урок прикладной анатомии, в то время как остальные стали готовиться к барбекю. И к середине дня все были веселы и довольны, как доисторическое племя олдувайских охотников[81], набивших свои чрева непривычной, но в высшей степени желанной разновидностью жиров и протеинов, впервые за многие месяцы ощущая себя по-настоящему сытыми.

Люди – дети саванны, она пустила глубокие корни в их гены: плоская, заросшая травой равнина с редкими деревьями неким образом казалась им вполне нормальным местом. Они уже познакомились с растениями этой равнины и даже узнали, что некоторые из них вполне годятся в пищу.

«Ахчтобвасы» уже только смешили, укусы змеешеек оказались неопасными, а только болезненными, хотя были ядовиты, ибо ими эти мелкие тварюшки умерщвляли свою еще более мелкую добычу. Окрестности понемногу начинали казаться им родными не только ощущением, но умом, и пребывание под открытым небом более не смущало людей.

Посему Ракхат уже казался им знакомым и обжитым, и когда один за другим они заметили явно шагавшую к ним фигуру, особого удивления никто не испытал, полагая, что это торговец со своей баржей остановился, чтобы купить бутонов, не зная, что всех ВаКашани нет дома и все они невесть где выкапывают корни пик. Тревоги, конечно не испытывал никто, так как руна были безобидны, как олени.