Птица малая

Уже потом Д. У. Ярброу припомнит, как Алан Пейс старательно обдумывал музыку, с которой начнет знакомить Поющих с культурой землян. Полные радости математические тонкости Баха, волнующие гармонии секстета из «Лючии де Ламмермур»[82], пронзающая, тихая, наводящая на размышления красота произведений Сен-Санса, величие симфоний Бетховена, вдохновенное совершенство квартетов Моцарта – все это было взвешено и сочтено. Событие невольно напомнило об Алане Пейсе. Джордж, во многом разделявший эклектичные вкусы Алана, подобрал музыку, доносившуюся из динамика катера навстречу Супаари ВаГайжуру. И если Алан не выбрал бы это конкретное произведение для знакомства жителей Ракхата с земной культурой, Супаари на самом деле услышал музыку, услаждавшую слух Алана Пейса: мощный ритм, летящий ввысь вокал, виртуозное владение инструментами, но не Девятой симфонии Бетховена, а шедевра группы «Ван Хален», 5150[83]. Выбор судьбы, как впоследствии вспоминала Энн. Исполнялась песня «Лучшее из двух миров».

Эмилио, сидевший спиной к новоприбывшему, активно подпевал хору и последним по испуганным взглядам своих спутников, понял, что над ним нависло нечто большое и угрожающее. Приподнявшись и повернувшись, он вовремя заметил нападение.

Удар, приди он на кого-то из остальных землян, оказался бы смертоносным или увечащим, но Эмилио Сандос с самого раннего детства знал, как выглядит человек, стремящийся уничтожить его, пресечь его жизнь. Нырнув под занесенную тяжелую руку, без вреда пролетевшую над его головой, он вложил всю силу ног в движение плеча, врезав им в живот противнику. Резкий стон наверху засвидетельствовал, что в легких нападавшего не осталось воздуха. Проконтролировав падение тела, Эмилио пригвоздил к земле коленями руки неожиданного врага, придавив его гортань предплечьем. Глаза Сандоса красноречиво свидетельствовали об угрозе, понятной даже существу, никогда не видевшему подобных глаз: вложив всю силу в движение руки, он мог раздавить гортань, навсегда прекратив доступ воздуха в легкие противника.

В наступившем молчании Энн ринулась к катеру и выключила звук, чтобы тишина как-то уменьшила безумие ситуации – потом Эмилио услышал металлический щелчок затвора винчестера, однако не стал отводить глаз от поверженного врага.

– Я перестал пользоваться подобными игрушками еще в четырнадцать лет, – невозмутимо проговорил он по-испански, выражая тем самым удовлетворение ситуацией. – И продолжил на певучей руанже: – Кто-то сожалеет о причиненном неудобстве. Однако увечья недопустимы. Если кто-то позволит тебе встать, успокоится ли твое сердце?

Легкое движение подбородка, движение тела засвидетельствовали согласие или одобрение. Эмилио неторопливо откинулся назад, выжидая, не попытается ли его противник воспользоваться преимуществом в росте и силе и вновь перейти к нападению.

По собственному болезненному опыту Эмилио прекрасно знал, что попасть в лапы противнику подобного роста и силы небезопасно с точки зрения благополучия собственной задницы, и потому с подростковых лет пользовался классической стратегией, предписывавшей бить первым и не брезговать грязными ударами, чтобы успеть вырубить противника до того, как он сообразит, что с ним случилось. В последнее время практиковаться было не на ком, однако мастерство осталось при нем.

Со своей стороны, Супаари ВаГайжур, которого потрясение лишило дара речи, со слезящимися глазами, лихорадочно пытаясь отдышаться, просто смотрел на нависавшую над ним тварь.

Наконец, собравшись с дыханием и духом, Супаари спросил:

– Кто вы?

– Чужеземцы, – мирным тоном проговорил монстр, поднимаясь с груди Супаари.

– А это, – проговорил Супаари, благоразумно потирая горло, – самый непонятный ответ, который я слышал во всей своей жизни.

К его предельному удивлению, монстр рассмеялся.

– Ты прав, – сказал он, обнажая белые и странным образом ровные зубы. – Может кто-то предложить тебе кофе?

– Кафай! То самое, ради чего некто пришел сюда, – отозвался Супаари почти с равным дружелюбием, извлекая осколок городской вежливости из груды обломков, в которые превратили ее изумление и страх.

Немыслимое создание поднялось на ноги и протянуло столь же странную руку, явно для того, чтобы помочь встать. Супаари протянул собственную руку. Наступила короткая пауза, наполовину свободное от шерсти лицо чужеземца вдруг изменило цвет образом, для которого y Супаари просто не было слов, но, прежде чем он успел обдумать это явление, внимание его отвлек тот факт, что у монстра совсем не было хвоста.

И Супаари был настолько потрясен возможностью столь рискованного двуногого хождения, что он даже не ощутил прикосновения к своему запястью двух сильных рук, помогших ему подняться на ноги. Тут его постигло новое удивление, на сей раз ростом монстра, сумевшего обездвижить взрослого жана’ата мужского пола.