Птица малая

Эмилио замер на месте с простыней в руке, внезапно с легким потрясением осознавая, что он наслаждается собой. Ощущение это заставило его остановиться. Сперва пришел автоматический порыв, требовавший немедленного обращения к Богу с благодарностью. И он заставил себя отвергнуть его, упрямо цепляясь за житейские факты: он занимается стиркой, перебрасывается шутками из «Принцессы-невесты» с Джоном Кандотти и доволен собой и жизнью. И все. Благодарить надо Паолу Марино, а не Бога. К тому же он и сам помогал себе. Осознав возможности, которые открывают перед ним новые протезы, он попросил, чтобы его определили на работу в прачечную. Ему нужно чем-то заняться, а работа в прачечной поможет упражнять пальцы, станет естественным лекарством. Теперь он ел и спал лучше, ночи стали не настолько мучительными. Кроме того, он набирался сил. Конечно, ему все равно приходилось время от времени останавливаться и делать паузу, постоянные наклоны в корзину и подъемы рук к веревке сбивали дыхание, однако упражнение шло на пользу…

Оставив свой каменный насест, Джон соскочил вниз, как всегда встревоженный неподвижностью транса.

– Вот что. А давайте я помогу, – бодрым тоном проговорил он, берясь за одну из простыней.

– Нет!

Джон выронил простыню и попятился. Сандос несколько мгновений простоял, пытаясь отдышаться.

– Постой. Прошу прощения, – проговорил он наконец. – Ты меня испугал. Я не ожидал, что ты окажешься так близко. И я не хочу никакой помощи! Люди все время пытаются помочь! Мне очень жаль, но я терпеть не могу подобных предложений. И если вы любезно позволите мне судить… – Он отвернулся, взволнованный, на пороге слез, и наконец проговорил уже более спокойно: – Прости. На тебя обрушивается поток всякого дерьма с моей стороны. Я смущен этим, Джон. Во всем этом так много намешано разного.

Смущенный и пристыженный собственной выходкой, Эмилио повернулся к корзине и нагнулся, чтобы возобновить работу. Но уже через несколько минут бросил через плечо:

– И вообще, нечего стоять здесь и глазеть. Лучше помоги мне, хорошо?

С круглыми глазами Джон покрутил головой, шумно выдохнул, однако взял из корзины подвернувшуюся под руку наволочку и повесил ее на веревку.

Молча они разгрузили корзину и спустились в подвальный полумрак за новым грузом стирки. Поставив корзину на пол, Эмилио подождал, пока Джон присоединится к нему, после чего печально вздохнул, глядя на новые протезы, и промолвил:

– Да, конечно, хороши они, хороши, только снова на скрипке мне в них играть не придется…

Джон уже начинал произносить какую-то сочувственную фразу, когда улыбка на лице Эмилио остановила его.

– Ну даешь! – Джон расхохотался, и напряжение испарилось. – И как это ты так просто купил меня? Ты ведь никогда не играл на скрипке, так?

– Именно так, Джон. Помимо бейсбола, я ни во что не играл. – Открыв следующую стиральную машину, Эмилио начал перекладывать из нее в корзину полотенца, вновь ощущая себя хозяином положения. – Конечно, теперь я уже слишком стар и изношен, чтобы обежать игровую площадку. Но когда-то у меня были хорошие руки.

– И на какой позиции ты играл? – спросил Джон.

– Обычно на второй базе. Не те руки, чтобы играть аутфилдера. Но хорошо управлялся с битой, сплошь единицы и дубли. Не скажу, чтобы я был слишком хорош, но любил это занятие.

– Отец-генерал утверждает, что ты поставил ему приличный синяк на лодыжку, когда пытался захватить третью базу. Он утверждает, что ты вел себя по-дикарски.

– Клевета! – возмутился Эмилио и, не прекращая негодовать, толкнул дверь и вынес к веревке корзину. – Я был серьезным игроком, да. Иногда, вероятно, мог показаться варваром. Но чтобы поступать по-дикарски? Ну разве что при ничейном счете.

Они снова очистили корзину до дна, молча, но под аккомпанемент звуков заканчивавшегося утра, в частности, стука кастрюль и сковород в руках брата Козимо, приступившего к приготовлению обеда, то есть под сопровождение вполне дружелюбное и мирное.

– А ты следишь за бейсболом, Джон? – чуть погодя спросил Эмилио, находясь между рядами развешенной на просушку влажной ткани.

– Болельщик «Детенышей»[85], – признался Джон. – Общечикагское проклятье.

Сандос с округлившимися глазами выглянул из-за очередного полотенца.

– Да, тяжелый случай.

– Не везти может и два века подряд.

– Понятно. Вау. – Сандос вернул полотенце на место и после прочувствованной паузы произнес: – Теперь понятно, почему Джулиани вызвал сюда именно тебя.

И до Джона вдруг донесся точно переданный звук голоса Отца-генерала:

– Фелькер, мне необходим человек, способный присмотреть за безнадежным калекой, вернувшимся с Ракхата. А подать мне болельщика чикагских «Детенышей»!

– Вы далеко не безнадежны, Эмилио.

– Джон, я могу рассказать о безнадежности много больше того, что известно болельщикам этого несчастного клуба… чего даже они неспособны понять.

– Попробуйте на мне.

Сандос не сразу отозвался с другой стороны прачечной, предлагая переменить тему.

– Ладно. Ну, а как там наш Сан-Хуан в этом году?