– Полагаю, что патруль первоначально намеревался перебить всего лишь младенцев. Супаари рассказывал мне потом, что если у селян без разрешения рождаются вторые дети, то родившие их женщины считаются совершившими уголовное преступление. Однако из-за сопротивления руна патруль превысил правильную меру. Они очевидным образом старались подавить бунт.
– Сколько руна были убиты? – ровным тоном спросил Джулиани.
– Не знаю. Наверное, треть ВаКашани. Может быть, больше. – Эмилио отвернулся. – A с ними София. И Джимми. И Джордж.
И, наконец сдавшись, он потянулся за програином. Наверное, слишком поздно для того, чтобы лекарство могло помочь ему. И под взглядами всех присутствовавших принял две таблетки и запил их стаканом воды.
– А где находились вы? – спросил Джулиани.
– Примерно в середине толпы. Аскама была очень испугана. Когда началось побоище… мы с Манузхаем пытались прикрыть ее своими телами. Чайипас погибла, защищая нас.
– A отец Робишо?
– Он побежал. – Посмотрев на Фелипе, Сандос негромко промолвил: –Я не защищаю и его, но он ничего не мог сделать. В этом хаосе мы с ним были как два подростка во взрослой драке. Ни о каком рыцарстве не было и речи. Срубали всех, кто попадался под руку. – Он почти умолял понять его. – Мы оказались совершенно не готовы к этому кошмару! Супаари был настолько другим! Попробуйте хотя бы представить, как это было!
– Военные жана’ата являются милитаризованной ветвью вида разумных хищников, – проговорил спокойный Фелькер. – Кроме того, они защищали свою цивилизацию такой, какой они ее знали.
– Да. – Боль становилась сильнее. – Вынужден просить, чтобы выключили свет.
Фелькер поднялся, чтобы позаботиться о Сандосе. А затем он снова услышал голос Отца-генерала.
– Меня захватили на месте. – Голос Аскамы, выкрикивавшей его имя, до сих пор звучал в ушах. – Марка поймали без всякого труда. Патруль жана’ата водил нас с собой. Из деревни в деревню. Не думаю, что они понимали, что ответственность за сады-огороды лежит непосредственно на нас. Они просто не знали, что с нами делать. У них была своя работа, и нас прихватили по пути. Думаю, что в конечном счете нас намеревались доставить в столицу, в город Инброкар. И в каждой деревне на нашем пути сжигали эти сады и убивали невинных младенцев. Погодите, я должен сегодня все это сказать… – Сандос умолк, чтобы перевести дух. – Марк… вы же понимаете, что эти сады были делом рук и идеей Марка, да? И видеть это кровопролитие…
По прошествии нескольких минут он продолжил:
– Жана’ата едят только раз в день. Нам предлагали пищу каждое утро, а затем следовал многочасовой форсированный марш. Марк отказывался есть. Я пытался, но он всякий раз что-то говорил мне по-французски. Несколько слов.
Отняв руки от головы, он попытался посмотреть на всех остальных.
– Я человек неграмотный во многих языках, – поведал им Сандос. – Я научился говорить на арабском, амхарском и к’сане, но не читать на них. По-французски я только читаю, но не говорю. Произношение же сильно отличается.
Свет все равно резал глаза, он снова зажмурился.
– Когда я пытался уговорить Марка поесть, он всякий раз отвечал: «
Эмилио уже содрогался всем телом.
– Да. Потом, не сразу, я тоже понял, что… Ничто не выбрасывалось, Эд. – Он сумел продержаться до того, как Эдвард отвел его в туалет, а когда приступ дурноты прошел, сделал инъекцию програина, вместо извергнутых таблеток. Эмилио не помнил, кто именно отвел его в комнату, однако прежде чем уснуть, сказал: – Все это иногда до сих пор снится мне.
Когда он проснулся, рядом с ним находился перебиравший четки Иоганн Фелькер.
– Простите меня, – сказал он.
ПРОШЛО ДВА ДНЯ, прежде чем состояние позволило Сандосу продолжить разговор.
– Как я понял, вы считали, что военные доставят вас в столицу, – начал Джулиани. – Но этого не произошло, и вас не доставили в… – Он посмотрел в свои записки. – Инброкар.
– Нет. Супаари говорил мне потом, что он примчался в Кашан дня через два после побоища. Решив какие-то проблемы, он отправился разыскивать нас с Марком. Полагаю, что у него была какая-то информация о маршруте движения патруля. Кажется, он догнал нас недели через две. Я плохо помню это время. Потом нам было плохо. Я все пытался уговорить Марка поесть. Я… Он не мог заставить себя это сделать. По прошествии какого-то времени я сдался.
– Но вы ели это мясо, – проговорил Джон. – Уже все зная.