Птица малая

– Да! Не слишком приятный собеседник за трапезой. – Эмилио с утра был бодр и резок. Джулиани открыто не одобрял его странное легкомыслие, Сандос игнорировал его. – Я не уверен в том, что Супаари действительно продумал идею официально принять меня в число зависимых от него. Это мог быть сиюминутный жест межпланетной доброй воли. Или, возможно, он решил наконец сдать меня своему правительству. – Сандос пожал плечами. – В любом случае его в первую очередь интересовали торговые аспекты ситуации, a я не слишком годился в экономические советники. Он спрашивал меня о том, могут ли находиться на Ракхате другие посланцы Земли. Я сообщил, что мы отправили по радио на родную планету известие о нашем положении, и вполне возможно, что прилетит новая экспедиция. Мы не имели возможности сказать, когда это может произойти. Заметив, что английский является у нас языком всеобщего общения, он решил овладеть им. И уже начинал осваивать какие-то азы от Энн.

– Итак. Вы сумели поработать лингвистом, – непринужденным тоном сказал Джулиани. – Какое-то время хотя бы.

– Да. Супаари, наверное, старался извлечь максимальную пользу из ситуации. У нас было много разговоров на эту тему, тем более что я сумел понять, каким языком следует пользоваться. Эти наши разговоры были для него хорошим подспорьем в овладении языком, и он многое объяснил мне. Вы должны благодарить его. Большую часть того, что я понял во всем происшедшем, растолковал мне именно он. Он очень помог мне.

– И как долго вы пробыли с ним? – спросил Джулиани.

– Точно не скажу. Месяцев шесть–восемь. За это время я изучил к’сан. Жуткий язык. Самый сложный из всех известных мне. Часть общей шутки, наверно, – вдруг ни с того, ни с сего добавил он. После чего поднялся на ноги и стал расхаживать по комнате – дерганый и рассеянный.

– А вы что-нибудь слышали о волне насилия, о которой сообщали У и Айли? – спросил Джулиани, рассматривая его мятущуюся фигуру.

– Нет. Уверяю вас, я находился в почти полной изоляции, могу, однако, предположить, что руна со всем своим творческим началом начали активно разрабатывать предоставленный им Софией тезис, гласящий, что их много, а жана’ата мало.

– У и Айли спрашивали о вас сразу же после того, как Аскама привела их ко двору Супаари, – сказал Джулиани, но тут же остановился, заметив, что Сандос вздрогнул. – Супаари сказал им, что устроил вас другим образом. Как же он выразился? Ах да. Вот: «более подходящим к вашей природе». Можете ли вы сказать мне, почему вас удалили из его двора?

Послышался гадливый смешок.

– А знаете, что я однажды сказал Энн Эдвардс? Бог присутствует как раз в «почему».

Эмилио уже ни на кого не смотрел. Он стоял спиной к ним и смотрел в окно, отводя в сторону газовую занавеску, стараясь не повредить тонкую ткань механизмами своего протеза. Наконец они услышали, как он сказал:

– Нет. Я не знаю, что он хотел этим сказать, разве что подтвердить свою уверенность в том, что поступил правильно.

– В том, что поступил правильно, – спокойно проговорил Джулиани. – И вы не сделали ничего такого, чем заслужили свое изгнание?

– Христе Боже! – Сандос резко повернулся к нему. – Даже теперь? После всего этого?

Он вернулся к своему месту за столом и сел, сотрясаясь от гнева. Заговорил он снова уже очень мягким голосом, явно пытаясь унять ярость, сложив на коленях руки в протезах, глядя в стол:

– В доме Супаари ВаГайжура я занимал положение зависимого калеки. Супаари отнюдь не был легкомысленной личностью. Думаю, что я ему надоел. Или же, овладев английским, он просто почувствовал, что я свою роль учителя чужого языка выполнил, и потому мне следует найти, так сказать, другое занятие. – Он посмотрел прямо на Джулиани. – Моими пожеланиями в области места жительства и деятельности никогда и никто не интересовался. Какие вам угодно слышать подробности?

* * *

ОН СПАЛ, КОГДА за ним пришли, сразу после рассвета. Запутавшись в паутине сна, на первых порах он даже не понял, реальные руки его ухватили или приснившиеся, однако по прошествии некоторого времени он понял, что хватка их нерушима. Потом уже, когда Сандос решил спросить себя самого о том, был ли у него хоть какой-то путь к спасению, он понял все безумие такого вопроса.

Куда он мог пойти? Какое убежище отыскать? Равным образом безумно было и сопротивление, и требования объяснить причины такого обращения. От первого удара весь воздух вылетел из его легких, второй почти лишил сознания. Эффективные посланцы не стали тратить время на избиение. Пока его то волокли, то несли по улицам, он пытался запомнить маршрут и даже понял, что его постоянно влекут вверх. К тому времени, когда они оказались возле дворца Галатна, голова его очистилась и он смог дышать без боли.