Эмилио какое-то время постоял, разглядывая пол, а потом посмотрел на Эда.
– Да, я это знаю.
Немного постояв на месте, он спросил:
– А кем ты работал прежде? Фельдшером? Врачом?
Эдвард Бер фыркнул и протянул руку за кофе.
– Ни то, ни другое. Я был биржевым брокером. Специализировался на недооцененных компаниях.
Он не ожидал, что Сандос поймет его. Священники как таковые, принесшие обет бедности, безнадежно не разбирались в финансах.
– Деятельность моя включала восстановление ценности объектов, недооцененных другими людьми.
Сандос не заметил связи.
– И вы хорошо справлялись со своим делом?
– О да. Очень хорошо. – Подняв свою чашку, брат Эдвард сказал: – Спасибо за кофе.
Проводив взглядом вышедшего из комнаты Сандоса, не шевелясь, в молчании Эдвард Бер приступил к утренним молитвам.
В ДЕСЯТЬ УТРА Отец-генерал услышал металлический стук в свою дверь и, сказав «войдите», отнюдь не удивился появлению в своем кабинете Эмилио Сандоса, без малейших колебаний справившегося с рукояткой и аккуратно прикрывшего за собой дверь.
Джулиани начал было вставать, но Эмилио остановил его:
– Прошу вас, не надо. Сидите. Я просто хотел… хотел поблагодарить вас. Лечебная процедура не могла быть легкой для вас.
– Она была жестокой, – признал Винс Джулиани. – И это при том, что мне пришлось только слушать.
– Нет. Вы сделали куда больше. – Сандос огляделся по сторонам, и кабинет странным образом показался ему пустым, после чего неожиданным образом рассмеялся, поднял руки к голове, словно бы собираясь запустить свои пальцы в шевелюру, согласно нервной привычке прежних лет, сделавшейся теперь неприятной, так как волосы могли запутаться в механизмах протеза. Он опустил руки.
– Простите за стол. Он был дорогим?
– Бесценным.
– Сколько…
– Забудем. – Джулиани отодвинулся от письменного стола. – Так. Похоже, вам лучше.
– Ага. Я хорошо выспался. В отличие, наверное, от бедного Джона Кандотти… не знаю, как спал он, но я точно выспался. – Эмилио улыбнулся и добавил: – Джон был великолепен. Спасибо вам за то, что вы поместили меня сюда. И за Эда. И за Фелипе. Даже за Фелькера. Я не смог бы…
Скривившись, он на мгновение отвернулся, но почти немедленно принял прежнюю позу.
– Это было, наверное, как… как изблевать яд.
Джулиани промолчал, и Эмилио продолжил с самой легкой иронией:
– Мнится мне, что я где-то слышал, будто исповедь хороша для души.
Уголки рта Джулиани дрогнули.
– Кстати, именно этот принцип я полагал в основу своих действий.
Эмилио подошел к окнам. Из этого кабинета открывался вид более приятный, чем тот, что он видел из собственного окна. Высокий сан сопровождается привилегиями.
– Ночью мне приснился сон, – сказал он негромко. – Я шел по дороге, и рядом со мной никого не было. И во сне я сказал: «
Он не стал отворачиваться от окна.
Не отвечая, Джулиани встал и подошел к книжному шкафу. Взяв скромный томик в потрескавшемся кожаном переплете, он принялся листать его, пока не остановился на нужной странице, и протянул его Сандосу.
Повернувшись, Сандос взял книгу и посмотрел на корешок.
– Эсхил?
Джулиани молча указал ему на отрывок, и Эмилио некоторое время рассматривал его, медленно переводя в уме греческий текст, и наконец проговорил:
– «В нашем сне боль, которую невозможно забыть, по капле падает на сердце, пока наконец в нашем собственном отчаянии, против нашей воли, приходит мудрость посредством страшной милости Бога»[92]
.– Хвастун.
Сандос рассмеялся, однако, повернувшись к окну, снова перечитал отрывок. Джулиани вернулся к письменному столу и сел, ожидая, пока Сандос снова заговорит.
– Я хотел спросить: могу ли я еще какое-то время побыть здесь? – проговорил Эмилио, совершенно не собиравшийся просить ничего подобного. Он намеревался уехать отсюда. – Вы были очень терпеливы. Я не собирался навязывать себя.
– Ерунда.
Сандос не стал поворачиваться для того, чтобы посмотреть на Отца-генерала, но Джулиани заметил, как переменился его тон.
– Я не знаю, являюсь ли по-прежнему священником. Не знаю, являюсь им или нет… не знаю вообще ничего с уверенностью. Не знаю даже того, чего хочу.
– Оставайтесь так долго, как захотите.
– Спасибо. Вы были чрезвычайно терпеливы со мной, – повторил Эмилио. Подойдя к двери, он твердо взялся за ручку замка.
– Эмилио, – обратился к нему Отец-генерал голосом негромким, однако превосходно слышным в этой тишине. – Я посылаю новую группу. На Ракхат. И подумал, что вам следует это знать. Мы могли бы воспользоваться вашей помощью. В области языков.
Сандос застыл на месте.
– Слишком рано, Винс. Я даже подумать об этом не могу. Слишком рано.
– Ну конечно. Я просто подумал, что тебе следует это знать.