Птица малая

– Нет, – резко бросила Энн, но потом смягчилась: – Если честно, ты и сам этого не хочешь. И даже не оставайся рядом. Я вскрывала тысячу трупов. И привыкла к этому делу.

Но это были другие тела, не свежие трупы, не тела друзей. Это вскрытие оказалось для нее одним из самых скорбных, самых тяжелых операций, которые ей пришлось совершить на трудном пути врача.

И одним из самых тщетных. По прошествии часов она придала трупу презентабельный вид и позвала священников, облачивших его в ритуальную одежду и завернувших в другое полотнище, пластиковый покров, ярко-желтый и столь же неуместный здесь, как скрытая им от глаз смерть.

Наступали сумерки. Сидя вокруг небольшого костерка, остальные прислушивались к плеску падающей воды, пока Энн отмывала свое тело от крови, мозгов, экскрементов и содержимого желудка, избавлялась с помощью мыла от запахов и безуспешно пыталась изгнать из памяти картины и звуки. Когда она появилась, с мокрыми волосами, но одетая и сосредоточенная, было уже слишком темно для того, чтобы Д. У. мог заметить, насколько она утомлена и расстроена. Возможно, он подумал, что работа далась ей легко, что она ко всему привычный, закаленный профессионал, не подверженный надрыву. И потому подозвал ее к огоньку и спросил о результатах.

– Оставьте ее в покое, – проговорил Джордж, обнимая жену за плечи и поворачивая ее лицом к их палатке. – Завтрашний день вот-вот наступит.

– Нет, все в порядке, – отозвалась Энн, хотя в порядке-то ничего не было. – Много времени это не займет. Никакой очевидной причины смерти я не обнаружила.

– Но у него же была сыпь, доктор. Возможно, аллергическая реакция на съеденный плод? – предположил Марк.

– Сыпь прошла несколько дней назад, – терпеливо произнесла Энн. – И скорее всего она стала проявлением контактного дерматита. В крови его не обнаружено повышенной концентрации гистамина, однако нам следует учесть, что именно он ел вчера по нашему списку.

Она вновь повернулась лицом к палатке, чтобы дойти до нее, чтобы лечь рядом с Джорджем и в его объятиях напомнить себе о том, что она жива и рада этому.

– А как насчет аневризмы? – спросил Эмилио. – Быть может, она давно у него созрела, и кровеносный сосуд лопнул чисто случайно.

Они пытались спрятаться от смерти в мелких подробностях. Энн понимала это. Оказавшись перед лицом смерти, люди начинают искать ее причины, для того чтобы защитить себя от произвола и тупости судьбы. Она провела на ногах двадцать часов. Остальные тоже, но они только ждали. Уперев руки в бока, Энн уставилась в землю и постаралась ровным дыханием утихомирить гнев.

– Эмилио, – произнесла она ровным и окончательным тоном, – я только что провела самую подробную аутопсию, которую можно было выполнить в этих условиях. Какие еще подробности тебе нужны? Следов внутренних кровотечений на его теле я не обнаружила. Сгустки крови в сердце и легких не найдены. В желудке и кишечнике никаких воспалений. В легких никакой жидкости. Печень в удивительно хорошем состоянии. Почки и мочевой пузырь свободны от инфекции. Инсульта не было. Мозг, – начала она, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом, ибо извлечь мозг и изучить его ей оказалось труднее всего, – был в прекрасном состоянии. Я не обнаружила ни одного физиологического указания на причину смерти. Он просто умер. Не знаю почему. Люди в конечном счете вообще смертны, так?

И снова повернулась, чтобы уйти подальше, найти место, чтобы сесть и выплакаться в одиночестве, и едва не закричала, услышав вопрос Д. У.

– И никаких следов укуса на ногах? Даже небольшого? Всех нас кусали, но, может быть… Энн, но ведь должна существовать какая-то причина…

– Ах, вам нужна причина? – бросила она, подступая к нему. Д. У. умолк, выведенный ее тоном из собственных размышлений. – Вам еще нужна причина? Deus vult, pater. Так захотел Бог, понятно?

Она сказала так для того, чтобы ошеломить Д. У., ошеломить их всех, чтобы они только заткнулись, и с горькой радостью убедилась в том, что замысел ее сработал. Д. У. умолк на полуслове и замер с приоткрытым ртом, Эмилио смотрел на нее круглыми глазами, Марк только моргал, осознавая ту грубость, с которой она обратила против иезуитов привычную для них краткую формулировку покорности воле Божьей.

– Неужели это так трудно понять, джентльмены? – спросила Энн, глядя на них опустошенным взором. – Неужели, если все хорошо, то это благодаря Богу, а если случилось дерьмо, то виноват врач? Если пациент выжил, то слава Богу, а если умер, причину ищи во враче. Что, если хотя бы раз в жизни, гребаной новизны ради, попробуете возложить ответственность за смерть больного на Бога, а не на меня!

– Энн, Д. У. вовсе не обвинял вас… – Это проговорил Джимми. Почувствовав, что Джордж взял ее за руку, она отмахнулась: