Тонкая, маленькая, с изящными, немного раскосыми глазами на овальном, а может, и круглом лице, — она была не из тех женщин, ради которых пьяницы-поэты изощряются в метафорических комплиментах, не была она ни шестнадцатидневной луной, ни газелью в тени оазиса, ни розой, ни тюльпаном. Не было в ней необыкновенной красоты, ради которой расстаются с жизнью. Не было в ее облике ничего такого, чтобы воспевать его в веках. Слишком простая, обыкновенная до необычайности, она была женщиной, один раз увидев которую кажется, будто знал ее всю жизнь, будто это не мимолетное, случайное видение, а призрак судьбы. Увидев такую на мгновение, ловишь себя на мысли, что любил ее всегда, а потеряв из виду — всю оставшуюся жизнь посвящаешь тому, чтобы найти, вернуть то, чего никогда и не имел.
В коротких волосах она носила небрежно завязанную ленточку с красным цветком.
Служанка посмотрела на Сардана исподлобья, немного сердитая, но изо всех сил старающаяся успокоиться.
— Ашаяти, родная ты моя, я уже третий день жду свою подливу, зачем ты ее не несешь? — с хрипотцой, с издевкой прикрикнул кривой, бесформенный какой-то мужичок из темного, дальнего угла. — Мне хочется домой, отпусти меня наконец.
Там, в углу, расселась целая компания, сильно поддатая, не горячая, а скорее перегревшаяся. Шесть человек — один по виду стражник, другой в ремесленном фартуке, остальные похожи на рядовых наемников-караванщиков, носильщиков и погонщиков.
— Сейчас подойду! — сказала служанка, повернув голову, и на первой «й» голос ее едва не сорвался.
Сардан заметил, что она то и дело нервно сжимает ладони в кулаки.
— Ой, фу! Что ты мне за кисель скисший принесла? Это не пиво, это — выжатый пот! — возмутился кто-то из тени.
— Слюней накинула туда сдуру, — добавил стражник, и все расхохотались.
— Сейчас есть каша из тхут с салом и гороховой подливой, — сказала музыканту девушка. — Чуть попозже будет рис с чечевицей и мясом.
Брови ее от волнения ходили вверх и вниз.
— Пусть будет тхут, — согласился музыкант. — И кружку пива. То есть — две. Кружки. Нет… А хотя да, две. На счет артели музыкантов.
— Подождите немного, — спешно сказала девушка и двинулась было на кухню, но по пути ее за руку перехватил кто-то из караванщиков.
— Девочка, пожалуйста, не писай мне больше в кружку, — очень серьезно сказал он. — Вкус портится.
Девушка покраснела и резко вырвала руку.
— Ашаяти, откуда вы берете пиво? — возмущался пьяный караванщик. — Черпаете из болота?
Его болтало из стороны в сторону с каждым новым сказанным словом.
— Хорошее пиво, — попробовала запротестовать девушка. — Не нравится — не пейте.
— Не пейте⁈ Пиво⁈ Ты тронулась, девочка? Да я любое пиво вылакаю если оно не то, что из болота какого, а если это не пиво вовсе, а малиновый сок! Главное пивом его назови! Не пейте, ну юмористичная!
Караванщик еще и руки развел, демонстрируя то ли удивление, то ли негодование.
— А мне вот ножки твои нравятся, — вставил кто-то из совсем темного угла, но девушка уже скрылась.
Вернулась она минуты через две. Когда обходила стороной пьяниц, один метнулся было к ней и попытался ухватить за зад, но потерял равновесие, рухнул со стула и растянулся на полу. Девушка ловко отпрыгнула и поставила возле Сардана тарелку с тхутовой кашей и две кружки ячменного пива.
— Пержо, ты чего сделать хотел? — взорвались хохотом караванщики.
— Я? — Пержо лежал на полу и не шевелился. — Хвост искал.
— Спасибо, — сказал Сардан девушке и улыбнулся.
Девушка замерла, посмотрела на него, опять чуточку покраснела и тоже улыбнулась, хоть и еле заметно… Или показалось.
— Если не очень вкусно или слишком мало перца — скажите. Приезжие любят больше перца. А если пиво теплое — я заменю, оно у нас может горчить от этого, — очень тихо сказала она.
— Девушка, и яд, поданный вашими прекрасными руками, покажется божественным нектаром, — соорудил конструкцию Сардан.
Девушка снова… Ну нет, теперь уж точно показалось. Она развернулась, перепрыгнула через уснувшего Пержо и двинулась на кухню.
— Слушай, вот злобная девка! — прогремел чей-то голос из пьяного угла. — Даже не наступила на него, будто он говно какое-то!
— Так и кормит помоями каким-то, хуже, чем лошадей.
— И целоваться не хочет.
— А, целоваться… Пяткой придавить человека — и то брезгует!
— Бестия вы, девушка, просто предательская! — резюмировал стражник.
Сардан положил было ложку на кашу и вдруг понял — что-то не так с этой едой. Во-первых, никакого сала найти не удалось. Во-вторых, каша совершенно холодная, как если бы три дня в погребе лежала. Ну а в-третьих — есть ее совершенно невозможно, твердая она, как полено! Он отхлебнул было пива, но и глотнуть-то толком не успел, как сплюнул обратно. Не пиво — а грязь из лужи!
Девушка ушла на кухню и вскоре вернулась с двумя кружками чего-то мутного. Поставила пропойцам на стол и развернулась было, чтоб идти за следующей порцией, но кто-то из караванщиков опять поймал ее за руку.
— Ну посиди с нами, Аши, чего ты носишься⁈ — засюсюкал лысый мужчина с катастрофически смятой бородой. — Посиди с нами, вот я для тебя уже на коленях место занял.