Птица огня

Девушка нервно выхватила руку, в глазах мелькнула кровавая ярость. Затем она одернулась, преобразилась, кажется — вот-вот заплачет. А караванщики не унимались.

— Ашаяти, ну что за злой ты дух, где моя несчастная подлива? Я начинаю тут седеть.

— Аши, курочка моя, я поцелуи заказывал полчаса назад. Сколько можно томить?

Сардану показалось, что девушка сейчас в обморок упадет. Она перехватила его взгляд, поняла, что он что-то хочет — и двинулась между столиков. А он и сам растерялся — не хотелось доводить несчастную.

Она грубо переступила через валяющееся тело, а тело это вздрогнуло, скрючилось и ухватило ее за ногу липкой рукой.

— Хрясь! Поймал, — обрадовался Пержо.

Девушка взвизгнула, отпрыгнула, выскочила из слабой хватки.

— Пержо, не пачкай девушку, — попросил кто-то из пьяниц.

Она подошла к Сардану взвинченная, бледная, ладони собраны в кулаки и непонятно — или сейчас рухнет без сознания, или убежит, или плюнет в нос.

— Что-то еще? — спросила она, ища в Сардане поддержку.

— Извините, каша холодная, — ляпнул музыкант и тотчас осекся.

Нужно было соврать! Подбодрить! Проглотить эту кашу деревянную, вылить пиво под стол…

Девушка изменилась.

Не резко, не в один миг, а постепенно и, можно сказать, — закономерно.

Покраснела помидором. Глаза налились кровью. Челюсти сжались. Зубы заскрипели. Ладони собрались в кулаки.

Внезапно она схватила стол, за которым сидел раздражающий музыкант, и с какой-то невообразимой легкостью подбросила его в воздух. Тарелка с кашей врезалась Сардану в лицо, пиво брызнуло на стены. Стол подлетел, ударился в оконную раму, будто хотел с перепугу выскочить наружу, но формой не вышел, не пролез в отверстие. Треснуло толстое непрозрачное стекло.

Сардан не успел еще ничего сообразить, а девушка уже схватила его за грудки, встряхнула, как пустой мешок, и принялась лупить по вымазанной в каше морде. Раз, второй, решила — слишком слабо, для третьего замахнулась так, что чуть ли не через весь кабак кулак пронесла.

— Пошла заваруха! — заревел кто-то из пьяниц.

Двое, трое или все разом — в свалке тел не разобрать — бросились в потасовку, схватили бешеную служанку за пояс, попытались оттащить от растерявшегося музыканта.

— Аши, не надо воевать!

— Держи ей руки! Уймись, дура!

Караванщики хотели навалиться на девушку все вместе, но не тут-то было! Она ловко выкрутилась, выскользнула, змеясь как вода из ладоней, взметнулась в воздух и невероятным двойным ударом в полете отбросила сразу нескольких нападавших. Остальные разом отхлынули, почуяли недоброе. Девушка снова подскочила, перекувыркнулась в воздухе и коленями приземлилась кому-то куда-то. Раздался то ли вскрик, то ли писк. Не теряя времени, она перекатилась по полу, врезала ногой одному, накинулась на другого, попутно в больное место пнув третьего. Как взбесившаяся львица она носилась по всему кабаку под многоголосые вопли, да с такой скоростью, что не успевал музыкант найти ее взглядом в одном углу, как она уже драла кого-то в другом.

— Народ, от меня что-то отвалилось! — взвизгнул стражник, ощупывая свое тело.

Девушка набросилась на него (в который раз), сбила коленом и помчалась к следующей жертве. Пержо попытался привстать — ему пока досталось меньше всех.

— Опа, чей-то там катится? Мужики, там чьи-то яйца покатились!

— То не мои.

— Если никому не надо, я себе возьму. Лишними не будут.

Музыкант вжался в стену, но тщетно — девушка заметила движение и бросилась на него со скоростью стрелы. Но все равно не успела. Из кухни выскочил упитанный повар и сходу сбил дикарку на лету сковородой.

Она не взвизгнула. Вообще не издала никакого звука, но, пробив все-таки стекло, вылетела из кабака и с грохотом закувыркалась по земле где-то там снаружи. Стоило Сардану подумать, что бойня закончена, как сквозь окно над головой ворвалась чья-то рычащая фигура. Повар взмахнул сковородой второй раз, и рычащая фигура второй раз улетела на улицу. Этот железный аргумент оказался решающим.

Повар покинул кабак и хлопнул дверью. Из-под завалов неспешно выбирались жертвы погрома. Кого-то вытягивали из обломков за руки. Потом собрались, отряхнулись и поковыляли в соседний кабак.

Сардан накинул на спину ящик с музыкальными инструментами и тоже поспешил куда-нибудь. Он подумал, что повар может вернуться и потребовать плату за холодную кашу у него на лице. А сковородка способна перебить самые разумные доводы.

Он вышел из дверей и, сворачивая за угол, услышал:

— Четвертый раз уже! Ты вконец озверела, что ли, святые боги Якбадхури и Макбадхури⁈ Э⁈ Четвертый раз! Ашаяти, за неделю — четвертый раз! Тебя надо в клетке со зверьми держать, ты совсем поехала разумом человеческим? Вообще далеко⁈